Я и мои друзья. Духовные произведения. Привязанности (продолжение)
Глава №31 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюС. О. — Не кажется ли Вам, что Ваша духовная музыка созвучна живописи Мантеньи и Сурбарана?
Ф. П. — Этот комплимент трогает меня до глубины души, потому что Мантенья и Сурбаран, действительно, очень точно соответствуют моему религиозному идеалу; один — присущим ему мистическим реализмом, другой — своей аскетической чистотой, хотя ему и случается одевать порой своих святых в наряды знатных дам. Со времени моего самого раннего детства я испытывал страсть к живописи, которой я обязан ощущениями столь же глубокой радости, как и музыке.
С. О. — Холсты и рисунки Пикассо, Брака, Матисса, Брианшона и Кокто, которые я видел у Вас в Париже и Нуазе, говорят о разносторонности Вашего вкуса. Мне кажется, острый, графически ясный рисунок Матисса, здоровая простонародная радость Дюфи соответствуют Пуленку из предместья, Пуленку ироничному и нежному. Зато Мантенья и Сурбаран вызывают в памяти Вашу духовную музыку. Как Вы совершенно справедливо сказали, она скорее всего романская, в стиле романского Средиземноморья.
Ф. П. — Вы правы. Моя месса значительно ближе Виттории, чем Жоскену де Пре, осмелюсь сказать, в ней есть реалистические черты, присущие средиземноморскому искусству.
С. О. — Вот мы подошли вплотную и начали пости гать личность Франсиса Пуленка. Но я еще не считаю, что он от меня отделался и не собираюсь на этом останавливаться. Какие композиторы оказали на Вас в молодости влияние как на музыканта?
Ф. П. — Отвечаю без колебаний — Шабрие, Сати, Равель и Стравинский.
С. О.—А каких композиторов Вы любите больше других?
Ф. П. — Я безумно эклектичен. Я люблю, в разной степени, конечно, но одинаково искренне, Монтеверди, Скарлатти, Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Шопена, Вебера, Верди, Мусоргского, Дебюсси, Равеля, Бартока и так далее.
С. О. — Привязанности всегда вызывают свою противоположность — неприязнь. Есть ли композиторы, которых Вы не переносите?
Ф. П. — Да, есть — Форе. Само собой разумеется, я признаю, что это большой музыкант, но некоторые его произведения, как, например, «Реквием», заставляют меня как ежа сжиматься в комок. Чисто непроизвольная реакция, как от прикосновения. По другим причинам — Руссель, которого я уважаю, но он мне физически противопоказан из-за его гармонического строя, находящегося где-то на полпути между контрапунктом и гармонией, он является антиподом всего того, что я люблю. Напротив, композиторы, очень далекие мне по своей эстетике, как Берг и Веберн, вполне удовлетворяют мой слух.