Стефан Одель — Давайте поговорим теперь о Ваших сочинениях на тексты Гийома Аполлинера. Вы знали автора «Алкоголей»?
Франсис Пуленк — Я мало знал Аполлинера, потому что был слишком молод тогда; мне было едва семнадцать лет, когда, в 1916 году, он раненым вернулся в Париж. Все же я несколько раз встречался с ним, и у меня в ушах до сих пор звучит его голос, такой своеобразный, полуироничный, полумеланхоличный. Можно подумать, что у всех поэтов голоса глухие и тихие, в самом деле, ведь Аполлинер, как Валери и Элюар, не производил много шума. Однако иногда он вдруг разражался взрывом хохота, сотрясавшим его громоздкую фигуру, а затем каскадом не просто слов, но глубоких мыслей, которые он разбрасывал с расточительностью набоба. Современное искусство обязано Аполлинеру очень многим! Это первый поэт, стихи которого я положил на музыку. В 1918 году переиздание «Бестиария» с гравюрами Дюфи вдохновило меня на тот маленький сборник песен, который сегодня известен многим. Примерно около 1930 года, вернувшись к одной своей песне, давным-давно заброшенной я записал музыку на целую серию стихотворений, большая часть их была заимствована мною из сборника с очень забавным названием «Есть». Этот томик стихов, не столь совершенный, как «Алкоголи», но более острый, был собран после смерти Аполлинера из стихотворений, написанных в разное время, с 1904 по 1917 год. В этом малоизвестном томике есть и самый дерзкий, и самый вычурный Аполлинер.
С. О. — Знаете ли Вы какие-либо интересные случаи, связанные с автором «Сада Анны» или, может быть, Вы вспомните что-нибудь из Ваших личных впечатлений?
Ф. П. — У меня самого мало воспоминаний об Аполлинере, но Мари Лорансен, которая, как всем известно, была его музой в течение многих лет, рассказывала мне немало анекдотов, один из них я сейчас перескажу в надежде, что он Вас позабавит. Во всяком случае, он прекрасно показывает мягкую иронию поэта. Однажды в понедельник, во второй половине дня, Аполлинер спросил Мари Лорансен, хочет ли она пойти с ним куда- нибудь. Мари, у которой не было к тому ни малейшего желания, ответила: «Не могу, я иду в Лувр». Но в те времена музеи по понедельникам были закрыты. Аполлинер не моргнул глазом, а некоторое время спустя, когда речь зашла о Лувре, он сказал, не глядя на Мари: «О да, я хожу туда каждый понедельник!»
С. О. — Этот остроумный выпад Аполлинера мне очень нравится; он прекрасно передает в равной мере свойственные ему насмешливость и ранимость. Но давайте вернемся к Вам и перейдем к Вашим фортепианным сочинениям. Я имею в виду «Утреннюю серенаду». Знаю, что Вы придаете значение этому произведению. Когда Вы Написали его?
Ф. П. — Да, действительно, «Утренняя серенада» — произведение, которое мне дорого. Она была написана для домашнего спектакля в 1929 году, во времена, когда еще существовали меценаты, и представляет собой хореографический концерт для фортепиано и восемнадцати других инструментов. Этот балет ставили по всему миру порой удачно, а иногда и неудачно. Единственный сценарий, который я признаю для него подходящим, принадлежит мне,— это очень простая история о Диане, осужденной на вечное целомудрие, для которой каждая утренняя заря — повод для меланхолии. Недавно это произведение поставили в Опера Комик. Постановка в красивом оформлении Брианшона скромна, но именно такая, какую мне хотелось увидеть.