Я и мои друзья. Аполлинер — Шабрие. Светские произведения

Стефан Одель — Давайте поговорим теперь о Ваших сочинениях на тексты Гийома Аполлинера. Вы знали автора «Алкоголей»?

Франсис Пуленк — Я мало знал Аполлинера, потому что был слишком молод тогда; мне было едва семнадцать лет, когда, в 1916 году, он раненым вернулся в Париж. Все же я несколько раз встречался с ним, и у меня в ушах до сих пор звучит его голос, такой своеобразный, полуироничный, полумеланхоличный. Можно подумать, что у всех поэтов голоса глухие и тихие, в самом деле, ведь Аполлинер, как Валери и Элюар, не производил много шума. Однако иногда он вдруг разражался взрывом хохота, сотрясавшим его громоздкую фигуру, а затем каскадом не просто слов, но глубоких мыслей, которые он разбрасывал с расточительностью набоба. Современное искусство обязано Аполлинеру очень многим! Это первый поэт, стихи которого я положил на музыку. В 1918 году переиздание «Бестиария» с гравюрами Дюфи вдохновило меня на тот маленький сборник песен, который сегодня известен многим. Примерно около 1930 года, вернувшись к одной своей песне, давным-давно заброшенной я записал музыку на целую серию стихотворений, большая часть их была заимствована мною из сборника с очень забавным названием «Есть». Этот томик стихов, не столь совершенный, как «Алкоголи», но более острый, был собран после смерти Аполлинера из стихотворений, написанных в разное время, с 1904 по 1917 год. В этом малоизвестном томике есть и самый дерзкий, и самый вычурный Аполлинер.

С. О. — Знаете ли Вы какие-либо интересные случаи, связанные с автором «Сада Анны» или, может быть, Вы вспомните что-нибудь из Ваших личных впечатлений?

Ф. П. — У меня самого мало воспоминаний об Аполлинере, но Мари Лорансен, которая, как всем известно, была его музой в течение многих лет, рассказывала мне немало анекдотов, один из них я сейчас перескажу в надежде, что он Вас позабавит. Во всяком случае, он прекрасно показывает мягкую иронию поэта. Однажды в понедельник, во второй половине дня, Аполлинер спросил Мари Лорансен, хочет ли она пойти с ним куда- нибудь. Мари, у которой не было к тому ни малейшего желания, ответила: «Не могу, я иду в Лувр». Но в те времена музеи по понедельникам были закрыты. Аполлинер не моргнул глазом, а некоторое время спустя, когда речь зашла о Лувре, он сказал, не глядя на Мари: «О да, я хожу туда каждый понедельник!»

С. О. — Этот остроумный выпад Аполлинера мне очень нравится; он прекрасно передает в равной мере свойственные ему насмешливость и ранимость. Но давайте вернемся к Вам и перейдем к Вашим фортепианным сочинениям. Я имею в виду «Утреннюю серенаду». Знаю, что Вы придаете значение этому произведению. Когда Вы Написали его?

Ф. П. — Да, действительно, «Утренняя серенада» — произведение, которое мне дорого. Она была написана для домашнего спектакля в 1929 году, во времена, когда еще существовали меценаты, и представляет собой хореографический концерт для фортепиано и восемнадцати других инструментов. Этот балет ставили по всему миру порой удачно, а иногда и неудачно. Единственный сценарий, который я признаю для него подходящим, принадлежит мне,— это очень простая история о Диане, осужденной на вечное целомудрие, для которой каждая утренняя заря — повод для меланхолии. Недавно это произведение поставили в Опера Комик. Постановка в красивом оформлении Брианшона скромна, но именно такая, какую мне хотелось увидеть.

С. О. — Перейдем теперь к Вашему Концерту для двух фортепиано, который наперебой восхваляют все американские газеты. Почему это произведение особенно ценят в Америке?

Ф. П. — Причина успеха Концерта в Америке очень проста. Там обожают музыку для двух фортепиано, и ансамбли-дуэты там так же многочисленны, как струнные квартеты в Европе. Популярности Концерта значительно способствовала его запись на пластинке с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под управлением Митропулоса. К тому же это произведение блестящее и хорошо звучит.

С .О. — Когда Вы написали его?

Ф. П. — В 1932 году. Он был написан для фестиваля в Венеции по заказу княгини де Полиньяк.

С.О. — Кто были его первые исполнители и с каким оркестром?

Ф. П. — Жак Феврье и я сам, а играли мы с оркестром Миланского театра Ла Скала под управлением Дезире Дефо.

С. О. — Отводите ли Вы этому Концерту для двух фортепиано одно из первых мест среди Ваших фортепианных произведений?

Ф. П. — Да. Однако, не столько благодаря его чисто музыкальным достоинствам, сколько благодаря его удачной инструметовки. Бесспорно, например, что мой Концерт для органа и оркестра (тоже написанный по заказу княгини де Полиньяк) обладает гораздо большей, музыкальной насыщенностью.

С. О. — Позволю себе задать Вам один вопрос, который Вас, быть может, удивит. Мне бы хотелось услышать от| Вас, есть ли среди Ваших произведений такие, которые Вы считаете окаянными? Под окаянными я понимаю такие, которые играют слишком часто, которые публика беспрерывно требует и которые их автор, в конце концов, начинает ненавидеть. Это в какой-то степени расплата за успех. Приходилось ли Вам так расплачиваться?

Ф. П. — Да, разумеется — Пасторалью для фортепиано, которую пережевывают сегодня все пианисты и которую я больше не могу слышать, кроме как в исполнении Горовица, придающим ей всякий раз новую свежесть. Эта Пастораль служит даже злобе моего старого смертельного врага Эмиля Вюйермоза, который никогда не упускает случая уколоть ею меня, когда хочет, говоря обо мне, меня принизить. Все это, впрочем, не имеет никакого значения. Ибо по причине ли равнодушия или из гордости, но меня мало заботит, что говорят обо мне критики, и я всегда готов выпить стаканчик с тем, кто меня только что разнес.

С. О. — Это говорит только о том, что Вы оберегаете свое хорошее настроение, а веселый нрав Ваш Вы, кажется, восприняли от Шабрие.

Ф. П. — Ах, Шабрие! Я люблю его, как любят отца! Отца, балующего детей, всегда веселого, с карманами, полными чудесных лакомств. Музыка Шабрие — это неистощимая сокровищница, «я-прос-то-жить-не-мог-бы-без-неё». Она утешает меня в мои самые мрачные дни, потому что, Вы знаете, мой верный друг, я меланхолик ... который любит смеяться, как все меланхолики.

С. О. — Да, я знаю, но Ваше бегство в веселье случается достаточно часто, и тогда Вы сочиняете произведения, искрящиеся шуткой, задором, шалостью. Я вспоминаю «Груди Тирезия» Аполлинера. Пьесу впервые поставила 24 июня 1917 года в консерватории Рене Мобель в декорациях Сержа Фера, с музыкальным сопровождением Жермены Альбер- Биро. Это буффонада, цель которой — раззадорить французов, чтобы они производили де- тей. Вы сделали из нее комическую оперу. Я хотел бы знать, почему Вы выбрали эту пьесу, как и когда Вы сочинили оперу?

Ф. П. — Я написал «Груди» летом 1944 года. Меня очень давно манил этот сюжет. Из-за высадки союзников в течение шести месяцев я был изолирован в Турени а таким образом тоже сбежал в этот Занзибар, где происходит действие, пьесы; а он для меня, естественно превратился в Монте-Карло, где Аполлинер провел свой первые пятнадцать лет у фривольных юбок деспотичной мамаши.

С. О. — Когда это произведение было поставлено в Опера Комик?

Ф. П. — В июне 1948 года.

С. О. — Как оно было встречено и кто были исполни тели? Приняли ли держатели абонементов и завсегдатаи Опера Комик замысел Аполлинера и дерзость Вашей пар титуры?

Ф. П. — Конечно же, разыгрался скандал. Держатели абонементов и публика Опера Комик пришли в ужас от аполлинеровских выходок, но мне посчастливилось найти защитницу в восхитительной певице, которую я открыл — Дениз Дюваль, ставшей с этого времени настоящей звездой и несравненной исполнительницей «Испанского часа» Равеля. Я испытываю огромную слабость к «Грудям Тирезия», порой мне даже кажется, что предпочитаю это произведение всему остальному, что я написал. Если кто-нибудь хочет иметь представление о противоречивости моей музыкальной натуры, то сущность ее можно в равной мере найти как в «Грудях», так и в Стабат матер.

Реклама

• Belcanto.ru — классическая музыка, опера и балет