Мусоргский. Опера «Борис Годунов»
Глава №15 книги «Путеводитель по операм — 2»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюНародная музыкальная драма в четырех действиях с прологом (десяти картинах). Либретто композитора по одноименной трагедии А. С. Пушкина.
Премьера — 8 февраля 1874 г. в Петербурге, в Мариинском театре.
Действующие лица: Борис Годунов — баритон или бас; Федор, Ксения, дети Бориса — меццо-сопрано, сопрано; Мамка Ксении — низкое меццо-сопрано; Князь Василий Иванович Шуйский — тенор; Андрей Щелкалов, думный дьяк — баритон; Пимен, летописец, отшельник — бас; Самозванец под именем Григория — тенор; Марина Мнишек, дочь сандомирского воеводы — меццо-сопрано или драматическое сопрано; Рангони, тайный иезуит — бас; Варлаам, Мисаил, бродяги — бас, тенор; Хозяйка корчмы — меццо-сопрано; Юродивый — тенор; Никитич — бас; Ближний боярин — тенор; Боярин Хрушов — тенор; Лавицкий, Черниковский, иезуиты — басы; Митюха — бас; бояре, боярские дети, стрельцы, рынды, приставы, паны, пани, сандроминские девушки, калики перехожие, народ московский.
Действие происходит в России и Польше в 1589—1605 годах.
Пролог
Картина первая. Во двор Новодевичьего монастыря согнали народ молить на коленях Бориса Годунова венчаться на царство. Дубинка пристава «вдохновляет» народ «глоток не жалеть». Но Борис отказывается от престола. Думный дьяк Андрей Щелкалов взывает к богу о ниспослании «скробной Руси утешенья».
Близится вечер. Издали доносится пение калик перехожих. «Божьи люди» направляются в монастырь, раздавая народу ладанки. И они ратуют за избрание Бориса.
Картина вторая. Собравшийся в Кремле перед Успенским собором народ славит Бориса. Величественная картина коронования. Однако Борисом овладевают зловещие предчувствия. Но никто не должен заметить сомнений царя, — вокруг враги. И царь велит созвать народ на пир — «всех, от бояр до нищего слепца».
Славление сливается с колокольным звоном.
Действие первое
Картина первая. Ночь. Келья в Чудовом монастыре. Старец Пимен пишет летопись. В углу спит молодой монах Григорий. Доносится пение молитвы. Григорий просыпается. Его тревожит сон, который он рассказывает Пимену. Сновидение молодого монаха возбуждает в Пимене воспоминания прежних лет. С замиранием сердца внимает Григорий старцу, повествующему об убийстве царевича Димитрия.
«Каких был лет царевич убиенный?» — спрашивает он.
«Он был бы твой ровесник и царствовал б, - отвечает Пимен. — Но бог судил иначе: на троне сидит его убийца — Борис».
«Сей повестью плачевной заключу я летопись мою», — продолжает старик...
Но звонят к заутрене, и старик уходит. Григорий остается один. Он думает о Борисе, убийце царевича, и преступлении, о котором ему никто не смеет напомнить,
... а между тем отшельник в темной келье
Здесь на тебя донос ужасный пишет,
И не уйдешь ты от суда мирского,
Как не уйдешь от божьего суда...
Картина вторая. Корчма на литовской границе. Варлаам и Мисаил, «бродяги-чернецы», к которым присоединился Григорий, заходят сюда выпить и отдохнуть. Попивая вино, балагуря и посмеиваясь, монахи затягивают песню и даже пускаются в пляс. Григорий же расспрашивает хозяйку, как пробраться к литовской границе. Понизив голос, она рассказывает, что надо повернуть налево, там будет тропинка, которая ведет к границе. Если идут несколько человек, то приставы легко замечают их и задерживают; поэтому иди себе один: проскользнешь.
Но вот распахивается дверь и на пороге появляются два пристава. Они ищут «злого еретика», бежавшего из Москвы, Гришку Отрепьева, которого царь приказал «изловить ... и повесить». Из всех присутствующих по-настоящему грамотен лишь Григорий, поэтому он берется прочесть вслух царский указ. Он тотчас же видит, что речь идет о нем и прибегает к хитрости: посматривая на Варлаама, вместо написанных в указе примет злого еретика читает приметы, подходящие толстому бродяге. Но тот, понимая, что дело принимает серьезный оборот, вспоминает, что и он когда-то учился грамоте. Вырвав бумагу из рук Григория, он начинает читать по складам: «... а лет ему отроду двадцать... что, брат? Где тут пятьдесят?» Из подлинного текста выясняется, что все перечисленные в указе приметы подходят к Григорию. Приставы бросаются к нему, но Григорий вдруг вынимает кинжал и, когда присутствующие в испуге расступаются перед ним, выскакивает в окно.
Действие второе
Царские палаты в Кремле. Дочь Годунова, Ксения, оплакивает своего умершего жениха. Старуха-мамка пытается рассеять черные мысли царевны. Царевич Федор тоже хочет развеселить сестру и поет ей игровые потешные песенки, хлопая в ладоши. Входит Борис. Он ласково отсылает дочь к подругам, потом спрашивает у сына, чем он занят. Царевич показывает отцу «чертеж земли московской» и рассказывает все, что он уже знает о Руси и ее границах.
Царь остается один. В голове его роятся печальные мысли:
Шестой уж год я царствую спокойно,
Но счастья нет моей душе...
Появляется коварный, двуличный Шуйский. Боярин хорошо знает, что Бориса мучает совесть, самообвинение в убийстве Димитрия держит его в постоянном страхе. Шуйский объявляет царю, что со стороны Польши приближается Самозванец и что непобедимым оружием ему служит имя сына Ивана Грозного, царевича Димитрия, за которого он себя выдает. Царь содрогается:
Слыхал ли ты, чтоб мертвые из гроба
выходили допрашивать царей?
... избранных всенародно,
увенчанных великим патриархом?
Борис умоляет Шуйского сказать правду, кто был убит в Угличе, угрожая боярину предать его страшной казни за ложь.
Шуйский с ужасающей правдивостью описывает все, что видел в Угличе, куда был послан расследовать убийство, и где он «три дня труп его в соборе посещал»...
Когда царь остается один, его вновь мучат призраки. «О совесть лютая, как тяжко ты караешь! И душит что-то!.. Что это там в углу? Я не твой лиходей!.. Чур, чур, дитя!.. Не я... не я!..» И падает на землю с возгласом: «Господи, помилуй преступную душу Бориса!»
Действие третье
Картина первая. Марина, дочь сандомирского воеводы, сидит за туалетом. Девушки развлекают ее песнями, восхваляющими ее красоту. Но честолюбивая Марина недовольна: она хочет слышать о победах Польши и мечтает о московском престоле. Появляется иезуит Рангони и именем церкви убеждает Марину влюбить в себя Самозванца.
Картина вторая. Польша. Луна освещает парк сандомирского воеводы. Беглый монах Григорий, теперь уже претендент на московский престол, ждет у фонтана дочь воеводы, Марину. По парку проходят нарядные гости. Сегодня бал в честь будущей царицы — Марины.
Оставшись наедине с Григорием, Марина с досадой слушает его любовные речи и сразу же говорит о том, что ее больше всего интересует: «Когда же, наконец, ты станешь царем?» Но Димитрий жаждет любви, покоя и уверяет, что «и в хижине убогой будем счастливы с тобой!»
Но Марина презрительно высмеивает его: «.. .лишь златой венец державный искусит меня...»
Когда же Самозванец продолжает говорить ей о любви, она восклицает: «Прочь, приспешник панский! Прочь, холоп!» Димитрий вскипает гневом: «Лжешь, полячка! Царевич я!.. когда буду царем ... смеяться я велю над глупою шляхтянкой!»
Теперь Марина счастливо и покорно склоняет голову на плечо будущего царя.
Действие четвертое
Картина первая. Перед собором Василия Блаженного зябнет оборванный, голодный народ. Выходящие из собора рассказывают, что патриарх предал анафеме самозванца Григория Отрепьева, и что по убитому царевичу Димитрию служили заупокойную обедню. На что некоторые возражают, что Григорий и есть царевич, так что «Вечную память» поют... живому. Ходят также слухи, что спасшийся царевич выступил с большим войском из Польши и разбил отряды Бориса у Кром.
Входит юродивый в железном колпаке и в веригах, около него вертится стайка дразнящих его мальчишек. Юродивый поет немудреную песенку и хвастается тем, что у него есть копеечка. Мальчишки вырывают у него из рук копеечку и убегают.
Тем временем богослужение кончилось, и царь в сопровождении блестящей свиты выходит из собора. Народ, ожидавший Бориса, жалуется на свою горькую участь. Если царь не поможет, все они помрут с голоду. Когда Борис собирается уходить, юродивый жалуется, что дети обидели его: отняли копеечку. «Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича!» Царь потрясен, сопровождавший его Шуйский приказывает: «Схватить дурака!» Борис останавливает его: «Оставьте его. Молись за меня!» На что юродивый бормочет ему вслед: «Нет, нет! Нельзя молиться за царя Ирода!»
Подавленный царь уходит, толпа разбредается, остается лишь юродивый, который рыдая, поет:
Скоро враг придет, и настанет тьма,
Темень темная, непроглядная.
Горе, горе Руси, плачь, плачь,
Русский люд господний.
Картина вторая. Боярская дума в Грановитой палате. Димитрий еще не пойман, но бояре уже выносят ему приговор: «Злодея имать и пытать крепко... а там казнить. Труп предать сожженью...»
В смятении входит Борис, слова его бессвязны, жуткие видения не оставляют его. «Чур!.. дитя, не я, не я!»
Входит Шуйский и покорно просит Бориса допустить к себе старого летописца Пимена. Пимен рассказывает, что однажды старый пастух поведал ему чудную тайну: «В младых летах, — сказал он, — я ослеп... Раз во сне... детский голос... поди ты в Углич-град ... там помолись над моей могилкой... царевич я Димитрий... Пастух послушался и... глаза его прозрели».
Борис окончательно сломлен и твердо решает отказаться от трона, постричься в монахи. Он посылает за сыном и дает ему наставления, как будущему царю. «Я достиг верховной власти. Чем?.. не спрашивай... но ты царствовать теперь по праву станешь...»
Раздается колокольный звон и пение из собора. Перед тем, как принять обряд пострижения, Борис собирается с последними силами и, обращаясь к боярам, указывает на Федора: «Я царь еще... Вот тот, кому приказываю царство». И падает мертвым.
Картина третья. Лесная прогалина. На ней кишит шумная, возмущенная толпа. Народ поймал богатого боярина, привязал его к дереву, издевается над ним. Голодные, оборванные, бездомные, люди хотят отомстить за свои страдания. Появляются Варлаам и Мисаил; они подстрекают народ выступить против Бориса. Снова со стихийной силой вспыхивает народный гнев. Присутствующие в толпе иезуиты называют самозванца законным русским царем.
Появляются вооруженные всадники во главе с бывшим монахом Григорием, теперь царевичем Димитрием. Толпа, ликуя, следует за новым вождем к Москве.
Лужайка становится безлюдной. Слышатся только стенания юродивого:
Лейтесь, лейтесь слезы горькие,
Плачь, плачь, душа православная...