Шопен. Сонаты
Глава №128 книги «История зарубежной музыки — 3»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюЗа исключением лишь Первой баллады и Первого скерцо, первоначальные варианты которых относятся к «рубежному» 1831 году, творчество Шопена в области крупномасштабных форм приходится всецело на период, последовавший за сочинением прелюдий *.
* Первая соната Шопена (с-moll ор. 4), написанная в Варшаве в годы учения, имеет мало общего с его зрелыми опусами и представляет интерес скорее как показатель эволюции художественного стиля композитора, чем как самостоятельное произведение. Она была издана при жизни Шопена без его ведома в вопреки его желанию. О концертах см. здесь.
При этом большинство из них увидело свет в 40-е годы (а именно: Третья и Четвертая баллады, Четвертое скерцо, h-moll'ная соната, f-moll'ная фантазия; сюда можно причислить также и «Полонез-фантазию» и «Баркаролу»). К романтическому циклу миниатюр Шопен после «Прелюдий» более не возвращался, сосредоточив свое внимание на крупномасштабных формах иного стиля.
Еще более мощное и многостороннее воплощение той же темы Шопен дал в b-moll’ной сонате, ор. 35 (1837—1839).
Новизна замысла и формы этой сонаты настолько опередила господствующие художественные представления, что не только более консервативная критика, но даже Шуман был озадачен ее оригинальностью. Современники не поняли, что это «субъективное» фортепианное произведение, пронизанное мятежным романтическим духом, достойно великих традиций бетховенского симфонизма. А между тем ни один из западных композиторов того времени, стремившихся к созданию крупного циклического произведения в бетховенском стиле — ни Берлиоз, ни Шуман, ни Мендельсон, — не достиг той монументальности концепции, интенсивности драматургического развития, изумительной целостности формы, которые отличают шопеновскую сонату. И по огромной силе вдохновения и эмоционального воздействия, проявившихся в этой музыке, и по глубине мысли и чувства Шопен предстает в ней достойным продолжателем Бетховена. Но Бетховен не знал ни той романтической трепетности, ни той остроты безнадежно страдальческих настроений, которые определяют содержание b-moll'ной сонаты. Кажется, что трагизм, заключенный в «Похоронном марше» «Героической симфонии», у Шопена разросся до масштабов многоактного трагедийного цикла.
И в самом деле, идея b-moll’ной сонаты выросла именно из образа «Похоронного марша», который Шопен сочинил в один из самых безнадежных периодов своей жизни *.
* После окончательного разрыва с Марией Водзинской, который Шопен очень тяжело переживал. Кроме того, именно в этот период композитор осознал, что ему не суждено вернуться на родину.
Когда два года спустя композитор воплотил траурную концепцию этой пьесы в четырехчастную сонату, то смысловым центром цикла оказался «Похоронный марш».
Как общая идея, так и музыкальный тематизм траурного марша рассредоточены в других частях цикла. От каждой из них тянутся нити к «оголенному» образу смерти, гениально воплощенному в третьей части сонаты. Гражданская тема гибели целого народа, тема крушения народных надежд выражена в ней с предельной силой. «Не смерть одного лишь героя оплакивается здесь... пало целое поколение», — писал об этом «Похоронном марше» Ференц Лист.
В каждой части сонаты раскрыт какой-то свой аспект общей темы. Первая часть — это личная драма, личное неприятие грядущей народной трагедии, картина болезненного возбуждения, смятения и скорби. Вторая часть — скерцо — рисует картину грозного наступления. Третья — «Похоронный марш». Наконец, финал — прострация после трагической кульминации, жуткий, почти «потусторонний» образ безличного духа смерти. Антон Рубинштейн видел в нем «изображение ветра, бесконечными струями проносившегося одинаково над могилами героев и безвестно павших в бою воинов». Идея развивается от личного к безличному, от душевных метаний и пароксизмов к мертвому спокойствию безнадежности.
В отличие от бетховенских героико-трагических циклов, сонату Шопена нельзя назвать оптимистической трагедией. Она рисует с беспощадной правдивостью только картину поражения, безысходного горя, смерти. Как будто идея старинного lamento воплотилась здесь в виде развернутого «симфонизированного» цикла.
Характерно, что интонационный облик тем «Похоронного марша» уводит не столько к «глюко-бетховенскому» трагедийному стилю эпохи Просвещения (связи с которым малоощутимы), сколько гораздо дальше, в глубь истории, к выразительным элементам самых ранних «арий скорби» в операх XVII века *.
* Такие яркие черты тематизма «Похоронного марша», как остинатность басовой фигуры, длительное повторение одного звука, играющего роль мелодического центра, обыгрывание интонаций нисходящей малой секунды и нисходящей гаммы — то есть приемы, дающие максимально сковывающий и скорбный эффект, — прослеживаются вплоть до арий Монтеверди и других композиторов XVII—XVIII веков.
Удивительная монолитность сонаты определяется не только целеустремленным развитием общей идеи, но и прямыми интонационными и формообразующими «перекличками» между разными ее частями.
Подобно Бетховену, Шопен насыщает музыку своего марша огромной глубиной чувства. Однако, в отличие от бетховенского прототипа, который выражает не образ шествия, а философское размышление на смерть героя, шопеновский марш пронизан ассоциациями с движущейся процессией, с подлинным траурным шествием *.
* В этом смысле безусловным предшественником шопеновского марша представляется Аllegretto из Седьмой симфонии Бетховена.
Не случайно третья часть b-moll'ной сонаты вошла в жизнь народов всего мира как музыка, сопровождающая похоронную процессию. Вместе с чертами психологического обобщения, чертами, выражающими мысль и внутреннее переживание, Шопен сконцентрировал в музыке марша и моторно-ритмическое начало, присущее всем жанрам, выросшим на основе коллективно организованного ритуала. Во всех других частях цикла эта сторона «Похоронного марша» нашла свое отражение. Прием моторной «остинатности» господствует всецело в финале. Он подчиняет себе и развитие в скерцо, и преобладает даже в остро драматическом сонатном allegro, где размышление, выраженное во вступительных восьми тактах Grave, сразу сменяется возбужденной главной партией (Doppio movimento). Последняя безусловно господствует в музыке всей части. По выдержанному проведению одного лаконичного ритмического мотива она вызывает ассоциации с этюдами и прелюдиями самого Шопена. Этот же «этюдный» принцип подчиняет себе и близкую к главной заключительную партию, и напряженнейшую разработку, развивающую в основном тему главной партии *.
* Форма первой части — сонатное allegro с усеченной репризой (без главной партии).
И только «ноктюрн» побочной партии образует тот острый, трагичный контраст между образами тревожного возбуждения реальной жизни и идеальной мечты, который выражает идею романтической антитезы. Вместе с тем преломление романтических контрастов через закономерности сонатной формы напоминает приемы подлинно бетховенского сонатного конфликтного драматизма (хотя и без реальных реминисценций бетховенского тематизма):
Подобно тому как в «Похоронном марше» поляризуются два контрастных мотива — сурового, безысходного горя и невыразимо прекрасной, навеки утерянной мечты — и никаких других тематических образований в нем нет, так и в других частях выдержана предельная скупость образов. Драматические столкновения сонатного allegro и скерцо также образуются на основе противопоставления двух сходных по выразительности тем. В финале же (как в этюде или прелюдии) запечатлено только одно настроение.
Тональные и интонационные связи роднят между собой разные части. Так, например, в самом «Похоронном марше», написанном в b-moll, наравне с первой частью и финалом, тональность Des-dur является носителем образа просветления. В Des-dur звучит восходящая тема середины самого марша, в ней же написано трио, и буквально то же соотношение характеризует контрастные образы (страдания и мечты) первой части. Так и звук си-бемоль играет роль мелодического центра и в «Похоронном марше», и в главной партии сонатного allegro, и в теме скерцо:
Во всех трех частях широко используется прием повторности. Скрытая полифония финала перекликается с гармоническим языком других частей.
Наконец, аскетически суровые, мощные звучания «Похоронного марша», свободные от каких-либо элементов орнаментальности и камерного изящества, определили не совсем обычный облик пианистической фактуры всей сонаты. Элементы камерного пианизма с характерным педальным фоном, сконцентрированы исключительно в тех кратких «ноктюрнообразных» эпизодах, которые образуют контрастный элемент к драматически бушующей реальности (см. пример 216 и трио из «Похоронного марша»). Кажется, что в сонате нет ничего, что уводило бы в сторону от кардинальной темы, выраженной с программной рельефностью в «Похоронном марше».
Как известно, Шопен за всю свою жизнь не написал ни одной оперы. Но в своей b-moll’ной сонате, не прибегая к слову, пению и сценическим элементам, он создал подлинную «инструментальную драму» — своеобразную гражданскую трагедию, в которой чувства, чаяния, страдания целого народа выражены с такой громадной, обобщающей силой, что ее значение выходит далеко за рамки конкретной трагедии польского восстания прошлого века. Наряду с «Похоронным маршем» Бетховена и Шестой симфонией Чайковского, b-moll’ная соната Шопена являет собою высшее выражение трагедийного начала в музыке.
Н-moll’ная соната Шопена ор. 58 (1844) — полный антипод предшествующей. Наряду с последним скерцо и «Баркаролой» она олицетворяет то светлое, пасторальное, умиротворенное начало, которое ясно проявилось в самые последние годы композитора. Как будто в противовес трагизму и драматичности, характерным для лучших произведений Шопена 30-х годов, в нем созревало новое, более мудрое, менее «юное» восприятие действительности — ощущение спокойной красоты жизни, вопреки ее бурным конфликтным сторонам.
И по форме h-moll'ная соната резко отличается от b-moll’ной. В ней нет и намека на монолитность последней, на скупость выразительных приемов, на драматургическую целеустремленность развития. Наоборот, она пленяет обилием образов, щедростью тематического материала, самостоятельностью каждой части, самостоятельностью настолько большой, что современникам это сочинение казалось не столько сонатой, сколько громадной четырехчастной сюитой (Внутреннее тематическое родство разных частей здесь гораздо более завуалировано.) В сонате господствуют и побеждают темы, являющиеся носителем светлых образов. Элемент контрастности заложен в мужественно-энергичной главной партии, с ее интенсивным, «бетховенским» развитием, и в тревожном колорите финала. Но все «диссонирующие» эмоциональные элементы побеждены преобладающими светлыми тонами.
И нежная лиричность «ноктюрнообразной» побочной темы, и «рыцарская» слегка «полонезная» тема Largo, и её умиротворенно-созерцательный серединный эпизод, и «пантеистическое» скерцо, со своим сосредоточенно-хоральным эпизодом развертывают перед слушателем разнообразные стороны образа величественной душевной успокоенности.