Эудженио Гара. «Счастлива и музыка»

Глава №108 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»

К предыдущей главе       К следующей главе       К содержанию

Непреклонный, порой суровый хранитель настоящей музыки, Тосканини стал поистине реформатором. Есть одно обстоятельство, которое недостаточно принимается во внимание, когда по авторитетным источникам и неопровержимым свидетельствам судят о творчестве известных артистов и музыкантов XIX века: забывают о вольностях, которые позволяли себе исполнители, особенно на сцене.

Если отвлечься от обычных восторгов в биографиях, похожих на жития святых и зачастую противоречащих строгим суждениям Верди, Бойто и особенно Доницетти, то у нас есть все основания считать, что в целом современные исполнители более почтительно относятся к композиторам, – а значит, и вызывают большее уважение, – чем в прежние времена.

Странное впечатление произвело бы теперь, например, включение в сцену урока в Севильском цирюльнике вальса Ардити Поцелуй, как это делала, судя по описаниям мемуаристов, Аделина Патти. Или если бы в Аиде тенор, идя по стопам знаменитого Николини, выбросил из I картины оперы романс Радамеса, потому что в нём слишком быстро следуют одно за другим три трудных си-бемолъ, а горло ещё не успело разогреться. А некоторым сопрано это же самое горло казалось слишком разогретым, когда они доходили до IV акта Манон Леско и опускали арию "Одна, покинутая, затерянная...", вызывая законное возмущение Пуччини.

Купюры, вставки, вымарки, "украшения", личные каденции, не говоря уже о четвертных долях, которые превращались в восьмушки и даже в шестнадцатые... Разумеется, такое "рукоприкладство" не всегда имело место. Бывали и исключения. И в те времена такие выдающиеся дирижёры, как Анджело Мариани, Франко Фаччо, Луиджи Манчинелли и другие, делали всё возможное, чтобы защитить музыку. Делали всё возможное, но этого оказалось, однако, недостаточно.

Тосканини совершил невозможное. Произошло нечто невероятное: великий дирижёр взял на себя всё внимание зрительного зала, и, казалось, певцам оставалась второстепенная роль. Но именно тогда, на фоне безукоризненно гармоничного целого, отдельные исполнители стали необыкновенно расти.

Оказалось, что строгое следование партитуре, выполнение всех указаний композитора, подчинение им не растворили индивидуальности больших певцов в общей массе, а, наоборот, неожиданно выявили все их скрытые способности. Твёрдая, порой пугающая, чудовищная дисциплина высекала идеального исполнителя.

"Сердитые" дирижёры – это факт – делают хорошие спектакли. И это известно прежде всего так называемым "жертвам". Не тем, конечно, кто считает себя властелинами музыки, а немногим, кто умеет быть скромным посредником гения, кому доверено мелодическое послание композитора. Поговорите с ними, и они скажут вам, что никогда, никто так не помогал им, как Тосканини.

Однако, несмотря на строгую дисциплину в творчестве, отношения дирижёра с певцами складывались по-настоящему человечными. Известно, что певец Джузеппе Боргатти впервые заметил, что начинает слепнуть, во время исполнения Тристана — в III акте вдруг почувствовал, как его окутал какой-то туман.

– Меня охватило отчаяние, – вспоминал певец, – я испугался, что не увижу палочку дирижёра и поторопился вступить. После окончания акта разгневанный Тосканини ворвался в мою уборную: "Какого чёрта ты натворил?". В ужасе я пробормотал: "Простите меня, Артуро, но мне показалось, что я слепну". Но Тосканини, не веря, продолжал разносить меня... "Никакая причина, – кричал он, – не может оправдать бесстыдство, какое ты позволил себе!»

Спустя несколько лет, когда Боргатти совсем потерял зрение, дирижёр приехал к нему в клинику, обнял его и попросил прощения. Оба прослезились.

– Я не таил никакого зла на него, – продолжал певец, – прекрасно понимая, что на подиуме Артуро Тосканини повинуется лишь требованиям искусства, высокого и светлого.

Или другой случай – с Аурелиано Пертиле. Певец никогда не допускал ошибок, но однажды на репетиции Лючии вдруг почувствовал неуверенность в себе. Он сразу же пришёл к Тосканини с повинной. Дирижёр, прекрасно понимавший, что человек есть человек, а не машина, на этот раз не повысил голоса, даже улыбнулся певцу и похлопал его по плечу:

– Не волнуйся, отдохни и приходи на спектакль.

Свирепый вид, о котором столько говорится во всяких мемуарах, он приберегал для тех, кто этого действительно заслуживал. Истинные артисты единодушно считали Тосканини справедливым, гуманным.

Вот как вспоминает о нём Лотте Леман, которая пела с маэстро в Зальцбурге в Фиделио. Певица с мировой славой, она поначалу боялась Тосканини, напуганная рассказами о его скандалах:

– Но предмет ужаса показался мне таким дружеским, что мои страхи исчезли, и я вновь запела с присущей мне свободой.

Тосканини при всей своей требовательности оказался мягким и дружелюбным человеком, и страх её мгновенно исчез. Ошибки, добавляет Леман, вызывают в нём не просто гнев, но заставляют по-настоящему страдать, потому что "мешают идти к совершенству".

Совершенство. Это тяжёлое слово самому Тосканини казалось огромным. Совершенство надо представлять себе как путь в бесконечность, который, как это ни печально, никогда нельзя одолеть. Мне вспоминается один из моих коротких разговоров с Тосканини ещё до войны. Он уезжал на гастроли в Америку. Впереди его ждало долгое путешествие через океан, и мне показалось логичным пожелать ему приятного отдыха.

– Отдыха? Знали бы вы, сколько мне предстоит изучить.

Я робко заметил, что в программу гастролей входят только те произведения, какими он уже много раз дирижировал.

– Именно поэтому, – ответил он, – именно поэтому на них и нужно ещё больше обратить внимание, работа ещё не закончена. И кроме того... – он на миг приостановился, – никто из нас – из тех, кто пытается прочесть, что заключается в нотных знаках, – никогда не может быть уверен, что не ошибается. Прав оказался Бойто, очень прав: счастливы искусства, которые не нуждаются в исполнителях.

Но счастлива также и музыка, когда открывает её нам Тосканини.

О сайте. Ссылки. Belcanto.ru.
© 2004–2024 Проект Ивана Фёдорова