Дневник моих песен (продолжение)
Глава №83 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюАпрель 1945
Возвращаюсь к своему Дневнику по причине дурного настроения. Впрочем, начал я его при аналогичных обстоятельствах. Вчера был на концерте г-жи X., поющей с умом, но минимальным голосом. Ей аккомпанировала безупречная пианистка, проявившая, однако, гнусную скупость по части педали. По-видимому, все было очень хорошо. Я вышел из зала Гаво хмельной от ярости. Плевать я хотел на умных певиц. Мне нужно пение, сдобренное хорошей порцией педали (как бы под соусом!), без этого моя музыка дохнет.
Май 1946
От Фестиваля моих песен (27 апреля) я заболел. Для первого концерта, полностью посвященного моим произведениям, я выбрал жанр, в котором я мог надеяться выиграть, но все равно, концерт песни — это тяжкое испытание. Вполне сознательно я исключил все общепризнанное, как правило — далеко не лучшее, следовательно — все романсы ариозного склада. Дезормьер написал мне 24 мая: «Я очень порадовался большому успеху твоего концерта, имевшего значительный резонанс». Так как Дезо трудно заподозрить в снисходительности, эта фраза очень меня растрогала и ободрила. Сюзанна Балгери и Бернак превзошли себя. Появились многочисленные статьи. Ф. Г. назвал меня Пэком и считает, что я «добавляю постлюдию к жанру, отжившему свое...» Хотелось бы мне знать, почему этот вид музыки считается устаревшим. Мне кажется, что до тех пор, пока существуют поэты, будут существовать и романсы. Если на моем могильном камне будет начертано: «Здесь покоится Франсис Пуленк, музыкант Аполлинера и Элюара»; мне кажется, это было бы самой высокой честью для меня.
20 июля 1945
«Деревенские песни». Написанные в сентябре 42-го, сразу после «Примерных животных», «Деревенские песни» очень им близки как по оркестровке, так и по гармоническому стилю. Я задумал их как симфонический песенный цикл для центрального баритона типа Яго Верди. Тексты Фомбера вызывают в моем воображении Морван, где я провел столько чудесных летних дней! Тоскуя по окрестностям Отэна, я и сочинил этот цикл. Ничего особенного не могу сказать об его исполнении сверх того, что я уже здесь писал. (По поводу «Озорных песен» и «Бал-маскарада»: никаких заигрываний и подмигиваний, следует непосредственно идти к цели.) В Морване в обиходе временные бальные залы с натертыми воском полами, вязаными занавесками на окнах, крытыми плюшем банкетками, медными люстрами. Все это в моих воспоминаниях служит фоном для «Парней, что идут на праздник» - чисто выбритые и будут танцевать у Жюльена-скрипача. Мне нравится тутти оркестра на словах «и пистон, и кларнет» своим вульгарным запахом воскресных парикмахерских.
«Эта весна — красавица» поется и играется светло и печально, как апрельский день.
«Нищий», запечатлен сильным влиянием Мусоргского, что объясняется вполне естественно сюжетом.
«Метаморфозы». О них я мало что могу сказать. Петь: «Царицу чаек» очень быстро и легко, «Вот ты какой» главное без аффектации, «Паганини» — это песня-«трамплин», и не стоит ее петь в конце.