Я и мои друзья. Париж — Ножан-сюр-Марн (окончание)
Глава №18 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюС. О. — Мне казалось, что вкус к Турени Вам привила Ваша дорогая тетя Льенар.
Ф. П. — Действительно, я поселился в, Турени благодаря моей тете Льенар. У нее там был очаровательный домик близ Амбуаза, где она проводила месяца четыре в году, а остальное время жила в Канн. Ее свекор, коренной туренец, был тем самым скульцтором- орнаментщиком, которого описал его друг Бальзак в «Кузине Бетте». Что за удивительная женщина была моя тетя Льенар! Она боготворила музыку (слыщала Вагнера, когда он дирижировал «Лоэнгрином» в Брюсселе, и присутствовала на одном из последних концертов Листа в Италии); за несколько дней до премьеры «Свадебки» Стравинского она писала мне в Париж: «Я твердо решила вернуться с юга на две недели раньше, потому что хочу услышать новое произведение твоего дорогого Стравинского». А ей было семьдесят восемь лет!
С. О. — Вернемся к Вашему детству. У меня есть фотография, где Вам три года, Вы в платьице и круглой соломенной шляпе с лентой стоите возле крошечного рояля. «Мой первый концерт» —написано Вашей рукой. Это может свидетельствовать, что Вы в самом деле очень , рано почувствовали свое призвание.
Ф. П. — Когда мне было два года, мне действительно подарили прелестный маленький рояль, белый, лакированный, с нарисованными на нем вишнями. Милый маленький рояль, как я его любил! Мне было восемь лет, а он все еще стоял в шкафу для игрушек, но в девять лет я по глупости счел его недостойным себя, и его отдали. В свои два года я «играл» на этом маленьком рояле, «разбирая» все, что, как я считал, было музыкой, а именно — каталоги крупных магазинов, старые железнодорожные расписания!
С. О. — Можете ли Вы сказать, когда Вы в первый раз почувствовали себя предназначенным для музыки?
Ф. П.—Погружаясь в свои самые ранние воспоминания, я вижу, что и тогда я думал только о музыке. У нас в доме очень часто бывал прекрасный тенор Эдмон Клеман, близкий друг моего дяди Руайе. Когда мне было десять лет, я услышал его в Опера Комик, он пел в «Манон». Какой это был Де Грие! Завороженный им, я до четырнадцати лет мечтал стать певцом. Звездой, конечно ... Впоследствии я должен был довольствоваться тем, чем стал, после мутации у меня остался лишь жалкий голос композитора.
С. О. — Скажите, Франсис, наверно, в юности Вы написали музыкальную пьесу, в которой отражалась бы Ваша любовь к Ножар-сюр-Марн?
Ф. П. — Нет, в юности мои претензии были куда выше.. В пятнадцать лет — в 1914 году — я сочинил «Церемонию кремации мандарина» — ни больше, ни меньше ... явно вдохновленную «Соловьем» Стравинского. И только в прошлом году я осмелился написать «Вальс мюзетт» для двух роялей, который был навеян Ножаном моего детства.
С. О. — Как он называется?
Ф. П. — Конечно же, «Отплытие на Цитеру», поскольку речь идет о том, чтобы вызвать видение острова Любви, острова Красоты, где находились ножанские загородные кабачки с площадками для танцев под сентиментальную и насмешливую музыку аккордеонов.