В гостях у маэстро

Пригород Нью-Йорка Ривердейл стал известен всему миру именно потому, что здесь жил великий маэстро, когда работал в Соединённых Штатах. Как выглядел его дом, его кабинет, можно узнать из воспоминаний скрипача Сэмюэля Антека:

«Как артист оркестра "ЭнБиСи" в течение всех семнадцати лет я располагал большими возможностями наблюдать за Тосканини и на эстраде и вне её пределов. Бывало также много случаев, когда мне удавалось беседовать с ним "неофициально" — в антрактах во время репетиций, на приёмах и вечерах, устраиваемых нашей дирекцией или им самим, наконец, при встречах с маэстро на репетициях других дирижёров, выступавших с оркестром "ЭнБиСи". В такой обстановке Тосканини прежде всего пристально смотрел в лицо человека, словно для того, чтобы уяснить — кто он такой. И о чём бы ему ни говорили, как бы ни устал, он всегда мгновенно проявлял интерес, и беседа целиком поглощала его.

Тосканини вообще отличался разговорчивостью, готовностью делится своими мыслями, воспоминаниями. Но подолгу и наедине общаться с ним доводилось весьма редко, так как его всегда обступали и другие желающие побеседовать с ним.

Как я уже отмечал ранее, Тосканини окружала странная атмосфера отчуждённости. Казалось, никто из тех, кого я когда-либо видел с ним — включая близких друзей и членов его семьи, — не вёл себя с ним естественно, непринуждённо, свободно. Он всегда держался как-то в стороне; всё это напоминало территорию, окружённую рвом, через который никто не осмеливался перешагнуть. Подобное впечатление особенно усиливалось, когда я слушал, как с ним говорят друзья и люди, видевшиеся с ним ежедневно.

Собираясь дирижировать какими-то произведениями в руководимом мной симфоническом оркестре в Нью-Джерси, я часто рассказывал Тосканини о своём намерении, иногда ссылаясь на определённое место в партитуре, когда мне особенно хотелось узнать его мнение. Однажды я встретил его в зале в антракте репетиции и после обычного приветствия сказал:

–– Маэстро, я предполагаю ставить в Нью-Джерси Реквием Верди.

Его лицо сразу оживилось.

–– Bene, bene, прекрасно, прекрасно, да! Molto drammatico! –– И его руки уже сжимались в кулаки, и он потрясал ими в воздухе, чтобы придать словам особую выразительность. –– Вот где настоящее Dies irae, a? He то что в моцартовском Реквиеме! Dies irae с одним тромбоном — пффф!.. –– Он пренебрежительно фыркнул. –– Нужен также хороший хор!

Я сказал, что у нас будет хор примерно в сто голосов.

–– Хорошо, хорошо — довольно! Верди не рассчитывал на хор больше ста двадцати голосов. У вас хорошие голоса? А кто сопрано?

Я сказал, что пригласил Герву Нелли для сольной партии сопрано.

–– О, — воскликнул он, — это красивый голос!

Хотя я несколько раз играл Реквием под управлением Тосканини и мне казалось, впитал основы его изумительного подхода к творениям Верди, вск же очень хотелось подробнее поговорить с ним о различных деталях.

Во время наших мимолётных встреч это оказалось неосуществимо. Наконец я набрался смелости и спросил однажды, нельзя ли обсудить с ним мою работу.

–– Конечно, конечно, — ответил он. — Приходите в Ривердейл. Позвоните мне.

Я условился с его секретарём о встрече и через два-три дня в одиннадцать часов утра оказался в большой, строго обставленной гостиной виллы "Паолина". До этого я был там лишь один раз на приёме, устроенном Тосканини для оркестра после нашей гастрольной поездки. Впустил меня слуга, почти не говоривший по-английски. На стене висел замечательный портрет Тосканини, выполненный пастелью, на него я обратил внимание ещё во время первого посещения. Слуга спросил моё имя, исчез, вновь появился через несколько минут и попросил подняться наверх. Широкая, расположенная в центре лестница вела на просторную галерею, куда выходили двери множества комнат.

Когда я поднялся по лестнице, Тосканини уже ждал наверху, одетый в синий парчовый халат поверх пижамы каштанового цвета. Я не ожидал такого неофициального приёма, кроме того мне показалось, что маэстро выглядел довольно усталым. Однако он тепло поздоровался со мною и повёл через узкий коридор в свой кабинет, смежный со спальней. Из нескольких окон открывался вид на сад, полого спускавшийся к реке Гудзон.

В одном углу кабинета стоял рояль, в другом — бюст Верди почти в натуральную величину, перед окнами находился письменный стол, у стены — большой репродуктор. Меня поразило обилие картин и фотографий в комнате –– крышка рояля буквально заставлена фотографиями и сувенирами.

Вообще в доме имелось множество фотографий Тосканини — все очень эффектные, льстящие ему, он выглядел на них элегантно и молодо. Это меня несколько удивило, так как я хорошо помнил о его застенчивости и сражениях с фоторепортёрами, о чём не раз писали в газетах. На девятом десятке Тосканини часто упоминал о своём возрасте и, подобно всем людям преклонных лет, любил, когда ему говорили, что он совсем "не стар". Правда, дирижируя, он нередко восклицал:

–– Я молод — вы старики! Проснитесь!

И видимо, испытывал явное удовольствие, если в этом его уверяли другие».

Интересно и свидетельство синьоры Манолиты Долгер, председателя итальянского туристического общества в США:

«"Вилла "Паулина" в Ривердейле — это типичный особняк состоятельного американца. Построена она в начале 1900-х годов. Комнаты просторные, с очень высокими потолками... На половине Тосканини имелся отдельный вход, который вёл в гостиную, откуда поднималась широкая лестница на второй этаж. Тосканини помнил, сколько в ней ступенек (мне кажется, 32), потому что не хотел, чтобы кто-нибудь помогал ему подниматься и спускаться по лестнице. Я никогда не видела его с палкой, даже в последние годы.

Во время войны американцы предоставили ему полную свободу действий, хотя он всегда оставался итальянским подданным и патриотом, даже слишком итальянским, я бы сказала! Он постоянно следил за событиями в Италии и в трудные моменты старался помочь ей. Он регулярно организовывал благотворительные концерты для итальянцев. Например, в 1951 году, после наводнения на реке По он всего за десять дней подготовил вечер, который имел огромный успех и собрал очень большую сумму. Достаточно сказать, что ложи продавались по 200, З00, 500 долларов, а в то время доллар, конечно, ценился гораздо выше, чем сейчас!»

Реклама

• Belcanto.ru — классическая музыка, опера и балет