Преданность истине
Глава №49 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»
К предыдущей главе К следующей главе К содержанию5 января 1926 года Тосканини прибыл в Нью-Йорк. Через неделю в зале "Карнеги-холл" он дал первый концерт. В программе ― впервые исполненная в США 101-я симфония Иосифа Гайдна, поэма Отторино Респиги Пинии Рима и Туонельский лебедь Яна Сибелиуса — симфоническая поэма, отличающаяся обилием оркестровых красок и тонкими оттенками, а также сочинения Рихарда Вагнера и Карла Марии фон Вебера.
Нью-йоркцы встретили маэстро дружескими аплодисментами. Но дирижёр по окончании концерта, даже не поклонившись, выбежал на улицу, несмотря на мороз, с непокрытой головой, в одном фраке. Он вернулся в гостиницу и ни с кем не разговаривал в течение нескольких часов. Оказывается, в Траурном марше Вагнера в кульминационный момент трубы сфальшивили и, хотя публика ничего не заметила, Тосканини не мог перенести такого позора.
В Соединённых Штатах маэстро выступил в пятнадцати концертах, в программу которых также входили никогда не исполнявшиеся в Америке пьесы итальянцев Отторино Респиги, Виктора Де Сабата (Гефсиман), Винченцо Томмазини (Тосканские пейзажи) и другие сочинения. Зимой 1926 года выдающийся немецкий дирижёр Бруно Вальтер принял приглашение выступить с оркестром театра "Ла Скала" и, как он вспоминал, имел благодаря этому счастье впервые увидеться с Артуро Тосканини, который после одной из репетиций пришёл на сцену приветствовать его.
Бруно Вальтер уже много слышал о нём, в первый раз — от Густава Малера; тот рассказал ему, что в 1908 году слушал Тристана под управлением Тосканини: "Он дирижировал им совсем по-другому, чем мы, но в своей манере великолепно!"
«Я много знал о деятельности Тосканини в Милане, ― вспоминал Бруно Вальтер, ― но ещё никогда не слышал его исполнения. Теперь я по крайней мере лично познакомился с ним, и даже эта беглая встреча оказала на меня глубоко убедительное и стойкое воздействие. "Люцифер!" — таково оказалось моё первое впечатление, вызванное сходством Тосканини с одной из картин Франца Штука и сохранившееся надолго. Мне очень захотелось ближе узнать его, проникнуть в тайну этой редкостной натуры. Позднее моё желание исполнилось — наши пути встретились; именно деятельности этого выдающегося музыканта и его могучей личности я обязан многими обогатившими меня музыкальными событиями».
Когда весной 1929 года Тосканини приехал с ансамблем театра "Ла Скала" в Берлин, благодаря совершенству и мастерству его постановок берлинцы получили высокое представление о старых итальянских операх, таких, как Лючия, Трубадур и Риголетто, и высочайшее — об итальянской оперной культуре вообще. Помимо названных, исполнялись Манон Леско, Аида и Фальстаф.
«В увиденных мною спектаклях, ― вспоминал Бруно Вальтер, ― каждая деталь говорила о труде всей жизни, о властном чувстве моральной ответственности выдающегося музыканта. Совершенство и стилистическая достоверность трактовок стали для меня освежающим душу откровением. И встретившись с Тосканини, я сказал ему о своём восторге и глубоком волнении. Несмотря на "боязнь похвал", свойственную маэстро, это, кажется, порадовало его».
Позднее, уже в 1930 году, Бруно Вальтер встречался с Тосканини в Лейпциге, а также во время блистательной триумфальной поездки Нью-йоркского филармонического оркестра по музыкальным центрам Европы, в частности, в Берлине, и на него огромное впечатление произвело исполнение Моря Клода Дебюсси.
Многие встречи происходили и на Зальцбургских фестивалях, так что у выдающихся дирижёров имелось немало возможностей стать друзьями.
В середине февраля 1926 года Тосканини возвратился в "Ла Скала" и провёл в миланском театре ещё два с половиной сезона. Летом 1926 года он вновь посетил Буссето, где отмечалось 25-летие со дня смерти Джузеппе Верди. Здесь, на маленькой сцене городского театра, как и 13 лет назад, опять исполнили Фальстафа с Мариано Стабиле в главной роли. В феврале 1927 года Тосканини совершил ещё одну поездку в Нью-Йорк, где дирижировал тремя концертами (вместо намеченных 15-ти — помешала болезнь). В марте того же года, отмечая 100-летие со дня смерти Людвига ванн Бетховена, маэстро выступил в Милане и Турине с девятью симфониями великого композитора.
Об интерпретации Тосканини симфоний Бетховена стоит поговорить особо. Вот как раскрывает её выдающийся немецкий критик Роберт Штробель:
«Известно, как много спорили о тосканиниевских интерпретациях Бетховена и как критиковали его, порой весьма темпераментно. Естественно, именно в Германии нашлись многие, кто сетовал, что у Тосканини недостаёт титанической мощи и значительности мысли, глубины чувства и всей этой метафизической надстройки, какую эстетика романтической музыки приписывала Бетховену.
Тосканини воспринимал Бетховена только с личной точки зрения: например, в переходе от скерцо к финалу в Пятой симфонии дирижёр показал такую очистительную силу, о какой, должно быть, и сам композитор не помышлял.
Своей огромной убеждённостью и верностью собственной интерпретации маэстро отметал прочь все поэтические и литературные измышления.
Позвольте обратить внимание лишь на некоторые детали. Начать с того — и это, должно быть, самое главное, — что Тосканини придерживается темпов, указанных Бетховеном. Он изменяет общий строго фиксированный темп лишь в некоторых местах, исходя из общей архитектуры произведения. Это становится особенно ясно во II части Пятой симфонии, которая, наконец, исполняется дирижёром именно как andante con moto.
Следует также добавить ещё и другой факт: Тосканини, выявляя мелодию, придавал ей большую плавность и связность, так что для него совсем исчезают все эти маленькие сентименты, все те акценты, столь глубоко "прочувствованные", эти колебания, которыми многие выдающиеся дирижёры создают ловушку для наивных слушателей».
По мнению маэстро Франко Капуана, Тосканини постоянно шёл по верному пути, поскольку всегда следовал в своих интерпретациях только тому, что написано Бетховеном:
«Я слушал все девять симфоний Бетховена под управлением маэстро в концертах "Ла Скала" и в других залах и пришёл к выводу, что единственно верная интерпретация Бетховена именно тосканиниевская. Она идеально отвечает духу великого композитора и показывает, как следует исполнять Бетховена.
В то время каждый дирижёр стремился к какой-то особой и почти всегда произвольной интерпретации, Тосканини оставался абсолютно преданным точному звуковому воспроизведению партитуры любимого композитора.
Говорят, будто он "сжимал" темпы Бетховена, но это не так. Он придавал оркестру те темпы, каких требует бетховенское творение. Возможно, моё утверждение несколько рискованное, но я глубоко убеждён, что только Тосканини, интерпретируя Бетховена и других немецких композиторов, оставался верен истине. Впрочем, это признавали и другие великие иностранные дирижёры. Когда маэстро Тосканини вёл оперу Нюрнбергские мастера пения, Вильгельм Фуртвенглер сказал буквально следующее:
— Нужно приглашать к нам итальянских дирижёров, чтобы мы поняли, как надо дирижировать Нюрнбергскими мастерами пения».
Весьма примечательны и слова музыкального критика Эрнста Ньюмана, какими он заключил одну свою статью:
«Однажды вечером, прослушав передававшуюся по радио Девятую, мы какое-то время говорили об этом бетховенском произведении, и под конец один из нас сказал:
– А знаете, любопытно, что обычно после исполнения Бетховена разговор заходит о качестве исполнения, после исполнения Тосканини –– говорят главным образом о самом произведении. Это замечание может показаться немного обидным для творцов, но оно подтверждает тот принцип, какому следовал Тосканини в течение всей своей долгой и блестящей карьеры.»