Искусство плюс сердце
Глава №43 книги «Артуро Тосканини. Великий маэстро»
К предыдущей главе К следующей главе К содержанию«Играть под управлением Тосканини, ― писал скрипач Сэмюэль Антек, многие годы игравший в оркестре Тосканини, ― означало испытывать некое музыкальное возрождение. Ясность, глубина и правдивость его музыкального видения –– его собственных мучений ― всё это походило на некую очистительную купель. Подхваченное его силой, ваше собственное безразличие смывалось напрочь. Вы становились не просто исполнителем, не просто одним из многих музыкантов, а артистом, вновь ищущим давно забытые идеалы и истины. Вы жили необычайной жизнью, и ваш труд обретал цель, в нём возникало самоутверждение.
Это нельзя назвать работой –– это становилось призванием! На репетициях Тосканини никогда не щадил своих душевных и физических сил. Каким бы усталым ни был он, я ни разу не видел, чтобы он хоть на минуту ослабил внимание или позволил отвлечься оркестрантам. Не помню случая, чтобы он присел во время репетиции.
Показывая оркестру какой-то оттенок исполнения, он всякий раз волнуется, каждое мгновение насыщено таким же напряжением, как и концерт. "С добрым утром, возьмите Брамса" (либо другие ноты) ― более длинной "вступительной речи" оркестрантам не приходилось от него слышать. В перерывах он дружески разговаривает с музыкантами, никогда не допуская однако фамильярности. Но находясь за пультом, не признаёт ни дружеских, ни других личных отношений. Как-то он сказал:
–– Я за демократизм в жизни, но за автократию в музыке.»
Музыкальный критик Эудженио Гара, один из самых серьёзных историков оперного театра, вспоминал о неожиданных результатах подобного "деспотизма" Тосканини:
«Надо прямо сказать, что это была эпоха странная и, во всяком случае, чрезвычайно любопытная в психологическом отношении, не знавшая аналогий во всей долгой истории "Ла Скала".
Произошло следующее: всё внимание публики сосредоточилось почти исключительно на волшебном искусстве великого дирижёра, и, казалось, певцам не оставалось ничего другого, как просто присутствовать при его "солировании".
Но именно тогда, на фоне безукоризненно гармоничного целого, стали постепенно вырисовываться и всё больше приобретать чёткость и живость одна за другой фигуры блистательных исполнителей.
Все вдруг обнаружили, что почтительно строгое и буквальное следование партитуре, подчинение чрезмерной виртуозности того или иного исполнителя интересам ансамбля, тщательное соблюдение музыкальных правил и требований стиля, кажущееся полное растворение индивидуальности в общей массе музыкантов не только не вредили настоящим певцам, но, напротив, лишь способствовали неожиданному проявлению всех их подспудных способностей. Одним словом, в условиях строгой дисциплины рождался идеальный исполнитель».
Мариано Стабиле, Тоти Даль Монте, Аурелиано Пертиле не уступали самым выдающимся певцам-артистам в истории итальянской оперы. Великолепно пели баритон Марсель Журнэ в роли Ганса Сакса в Нюрнбергских мастерах пения, бас Эцио Пинца — с голосом певучим, как виолончель — в партии короля Марка в Тристане и Изольде, Фанни Хельди в роли Мелизанды, Джузеппипа Кобелли — Изольда. Бас Танкреди Пазеро, прославленные тенора Тито Скипа, Джакомо Лаури Вольпи, сопрано Роза Раиза, баритоны Карло Галеффи, Риккардо Страччари, меццо-сопрано Габриэлла Безанцони, Эбе Стиньяни и многие, многие другие — всё это певцы с неповторимой индивидуальностью, прекрасные вокалисты и хорошие актёры.
–– Больше крови в каждую ноту! –– призывал маэстро.
Обратимся снова к Эудженио Гара.
«О певцах прошлого существует целая литература, –– пишет он, –– Ими восхищаются, и, как заигранная пластинка, всегда звучит одно и то же: прежде пели лучше, чем сейчас. Кстати, о пластинках: слушая записи певцов конца XIX века или начала XX, мы убеждаемся, что действительно тогда имелись голоса прекрасные, подчас поразительно виртуозные, но мы сталкиваемся также с явлением, которое вызывает буквально омерзение, — это невыносимо вольное обращение с замечательной музыкой.
Тосканини, особенно в годы руководства "Ла Скала" — с 1921 года и далее — оказался в этом отношении поистине реставратором. Он заставил всех исполнителей — от самого прославленного тенора до скромного вокалиста — уважать музыкальные тексты.
И когда кое-кто, особенно певцы, которых Тосканини выгнал из "Ла Скала", поговаривал, будто всё это объяснялось только его высокомерием, желанием выдвинуть на первый план себя, свою музыку, отодвигая певцов на задворки, произошло удивительное, а именно — появились новые, "тосканиниевские" певцы, которые полностью следовали за композитором и добились при этом поразительных результатов.
Назовём хотя бы три имени: Мариано Стабиле в Фальстафе, Тоти Даль Монте в Лючии и Аурелиано Пертиле в той же опере и ещё до десятка других певцов.
Появление Тоти Даль Монте оказалось настоящим чудом, а не просто повторением сказочных триумфов прошлого. Необычайный тембр её голоса, чистота тона, непередаваемая прелесть и нежность делали её Лючию созданием волшебным, живущим в ином мире. Её пение, я не боюсь преувеличения, это подлинная поэзия. Совсем иным выглядел Аурелиано Пертиле –– "тенор Тосканини". Его образы словно вылеплены могучим скульптором, а звуки, которые издавал он, шли прямо от сердца.
Нет, певцы не стали жертвами Тосканини, он не задавил их. Никто, кроме него, в сущности, не бывал так добр с теми, кто действительно любил музыку и на деле доказывал это…»
Большую роль в обновлении оперного театра сыграла строгость в занятиях, которую установил Тосканини для певцов. Вот некоторые свидетельства, показывающие, какой отдачи всего себя требовал он при исполнении роли или концертного номера.
Певицы Личия Альбанезе и Роза Раиза, считавшиеся тогда самыми признанными и выдающимися, рассказывали о том, что требовал Тосканини от певцов.
Личия Альбанезе вспоминала:
«Он добивался от каждого из нас лучшего, на что мы способны. Маэстро говорил:
— Вы должны отдавать всю вашу кровь до последней капли!
И он оказался прав, потому что искусство рождается только тогда, когда отдаёшь действительно всё. Он хотел красоты не только в голосе, но повсюду, во всём: и скрипки, и виолончели — все инструменты должны излучать красоту...
— Искусство плюс сердце, — любил говорить он, пытаясь передать и нам своё большое сердце, свою удивительную человечность, которые сквозили даже в самой его манере дирижировать...»
Роза Раиза писала:
«Работая с Тосканини, я поняла, как много значит одобрение, хорошее объяснение, по-настоящему ценный совет, прежде всего потому, что они всегда исходили от музыки. Я очень гордилась, что пою с ним; я знала, что он строг, но я из тех певиц, которые всегда стремятся учиться, и хотя я пела со многими дирижёрами, у него я научилась большему, чем у других. Однажды я сказала ему:
— Маэстро, вы гипнотизируете певцов.
Если он видел, что певец дошёл до пределов своих возможностей, то не заставлял его перенапрягаться, но тактично подсказывал, как достичь ещё большего. Когда мы пели с ним, поверьте мне, он был для нас словно отец».
Меццо-сопрано Эльвира Казацца тоже с глубокой благодарностью вспоминала маэстро:
«С Тосканини даже самый недалёкий и неумелый из певцов начинал петь хорошо. Кроме того, что маэстро — великий дирижёр, это всем известно, — он ещё учил нас петь и работал с нами как режиссёр. Он помогал нам всегда, особенно если мы заболевали...
Однажды на спектакле Кавалер Экебю мне нездоровилось, и всё же Тосканини заставил меня так спеть сцену, что я не почувствовала усталости — он помогал нам и шёл за нами... Не знаю, как он это делал, но с ним даже больные пели отлично. Для меня он совершенно неповторимый человек, единственный в мире, учитель во всём, и счастливы те, кому пришлось петь под его управлением.
Единственный раз он упрекнул меня перед генеральной репетицией Деборы. Надо заметить, что Тосканини терпеть не мог, когда пели не в полную силу. В тот вечер я чувствовала себя очень усталой и запела вполголоса. Маэстро остановил оркестр и, обращаясь ко мне, сказал:
— Синьора Казацца, извольте петь!
Я собрала всю свою волю и постаралась петь как можно лучше. После репетиции, когда я направлялась к себе в уборную, он встретил меня и, взяв за руку, произнёс:
— Вас, артистов, всё время надо подхлёстывать! Я ещё ни разу не слышал, чтобы вы пели так хорошо, как сегодня!.. Запомните — чем больше будете петь, тем лучше станете петь!».