Рахманинов. «Пьесы-фантазии» для фортепиано
Morceaux de fantaisie, Op. 3
11.06.2015 в 19:46.
Фортепианный цикл «Пьесы-фантазии» создан Сергеем Васильевичем Рахманиновым в 1892 г. Написанные девятнадцатилетним юношей, эти пьесы уже отражают яркую композиторскую индивидуальность, а популярность этих пьес не утрачивается с годами.
Совершенно особая судьба выпала на долю третьей пьесы цикла – Прелюдии до-диез минор. Насколько счастливой можно считать такую судьбу – однозначно ответить трудно, но, так или иначе, эта пьеса прославила композитора.
В основе пьесы лежит принцип диалогичности, в ней сталкиваются два противоборствующих начала – образы живой человеческой души и «злого рока», воплощенного в нисходящем мелодическом ходе, изложенном ровными длительностями. Примечательно, что и «приговор судьбы», и скорбная «человеческая» фраза вырастают из одной и той же интонации – нисходящей секунды. Первый раздел строится на сопоставлении этих элементов, контраст которых усугубляется их разведением по разным регистрам. В среднем разделе на первый план выступает второй – «человеческий» – элемент. Его развитие насыщается стремительным движением, хроматизмами, создающими впечатление ужаса и смятения. Однако первый элемент постоянно напоминает о себе опорным звуком в педали – до-диез, а между построениями он возвращается в видоизмененном варианте. В репризе фактура уплотняется, а диапазон расширяется, возникают интонации мрачного колокольного звона.
Прелюдия впервые прозвучала в сентябре 1892 г. в Москве на Электрической выставке, а в следующем году пианист Александр Зилоти, гастролируя в Великобритании и Германии, познакомил с нею зарубежную публику, которая приняла пьесу столь же благосклонно, как и российская. Прелюдия приобрела прямо-таки фантастическую популярность: ее публикация на Западе приносила издателям огромную прибыль, из которой Рахманинов не получал ни копейки – его права как автора в этих государствах гарантированы не были. Когда Рахманинов приехал в 1899 г. на гастроли в Лондон, он убедился, что в британской столице его знают прежде всего как автора прелюдии, которую – к его величайшему удивлению – именовали то «Пожаром Москвы», то «Судным днем» и даже… «Московским вальсом». А по прошествии десяти лет во время гастролей в США Рахманинов не мог завершить ни одного концерта без исполнения этой прелюдии – так настойчиво требовала ее публика. В США к прелюдии пристало название «Это» («It») – и когда на концертах композитора просили сыграть «Это», Рахманинов прекрасно понимал, чего хочет публика.
Прелюдия до-диез минор сопровождала Рахманинова в течение всей жизни, став, по его словам, «крупной неприятностью»: о создании ее композитор не жалел, но слушатели так часто требовали исполнить ее, что в конце концов пианист начал исполнять пьесу «безо всякого чувства – как машина». Впрочем, это никак не отразилось на популярности Прелюдии, которая иной раз принимала самые неожиданные формы. Ее исполняли в джазовых обработках, причем некоторые из них можно было услышать в ресторанах, а в 1942 г. Рахманинова изрядно повеселило творение Уолта Диснея, в котором его прелюдию исполнял Микки Маус.
Другие четыре пьесы цикла такой фантастической популярности не приобрели, с ними не связаны столь впечатляющие истории, но по глубине содержания они не уступают Прелюдии.
В открывающей цикл «Элегии» вокально-декламационные интонации мелодии сочетаются с драматическим развитием. Насыщенность фортепианной фактуры приобретает поистине оркестровый размах. Фигуры аккомпанемента при всей своей простоте и строгости охватывают значительный диапазон, простирающийся почти на половину фортепиано клавиатуры. Мелодия исполнена сдержанной скорби.
В Мелодии, которую Петр Ильич Чайковский наряду с Прелюдией назвал одной из лучших пьес цикла, все музыкальное развитие основывается на одной кантиленной теме, в движении которой плавный подъем сменяется столь же плавным спадом. Выделение из нее коротких мелодических отрезков в среднем разделе не нарушает общего размеренного «течения» музыкальной ткани.
Четвертая пьеса цикла – «Полишинель» – вопреки своему заглавию менее всего ассоциируется с карнавальными образами. В крайних разделах действительно можно усмотреть «ужимки и прыжки» балаганного шута, но даже в этом «перезвоне бубенцов» можно услышать предвестие колокольных звонов, которые так часто будут возникать в музыке Рахманинова. Образ паяца окончательно исчезает в среднем разделе, основанном на страстной кантиленной мелодии. Если это и образ шута – то шута страдающего, подобного вердиевскому Риголетто.
В заключительной пьесе – «Серенаде» – главную роль играет характерный аккомпанемент, имитирующий звучание гитары. Мелодия с ориентальным оттенком перекликается с некоторыми фрагментами «Алеко» – пляской «Женщин», хором «Огни погашены», романсом Молодого цыгана. Из всех «Пьес-фантазий» в «Серенаде» наиболее ярко выражена жанровая основа.