Франсис Пуленк — писатель (продолжение)
Глава №5 книги «Франсис Пуленк: Я и мои друзья»
К предыдущей главе К следующей главе К содержаниюИ в этой книге в первом разделе большое место отводится выдающимся исполнителям, встречи с которыми сыграли значительную роль в формировании и деятельности Пуленка: пианисту Рикардо Виньесу, учителю, покровителю и другу, которому, по словам Пуленка, он как музыкант «обязан всем»; Ванде Ландовской — выдающейся клавесинистке, благодаря настояниям которой Пуленком был написан «Сельский концерт» для клавесина. Важным событием своей жизни Пуленк считает встречу и дальнейшее содружество с певцом Пьером Бернаком, ставшим вдохновителем многих его вокальных произведений, рассчитанных на исполнительское мастерство именно этого певца. Полны восхищения строки, посвященные певице Дениз Дюваль; в ней Пуленк видит идеальную исполнительницу партий своих оперных героинь и подлинную вдохновительницу созданного им в опере «Диалоги кармелиток» образа Бланш де ля Форс. Поразительна эта способность композитора так самозабвенно восхищаться своими исполнителями, которых он одаряет горячей признательностью и правом на сотворчество. Как будто они, а не Пуленк, создали наиболее проникновенные страницы его сочинений.
Вторая часть книги — «Мои друзья и я» — состоит из восьми отдельных очерков- портретов выдающихся деятелей искусства и близких друзей, встречи с которыми обогатили его жизнь. Таковыми он считает Эрика Сати, Макса Жакоба, Мануэля де Фалыо, Артюра Онеггера, Сергея Прокофьева, Мориса Равеля и Игоря Стравинского.
Пуленк ставит своей задачей сказать об этих людях то, что он узнал о них из непосредственного общения, меньше всего заботясь о соответствии своих воспоминаний уже сложившимся воззрениям. С удивительным тактом и непринужденностью он создает портреты своих великих друзей такими, какими он видел их и сохранил в своей памяти. В его рассказах прославленные современники возникают в неожиданных ракурсах, предстают перед нами в непривычном, отнюдь не парадном освещении. Но сколь бы ни были «домашними» эти новые для нас черты, они добавляют какие-то весьма существенные детали, оживляющие наше представление об этих выдающихся людях. В том, как видит своих прославленных друзей Пуленк и что новое сообщает нам о них, вырисовывается также и облик самого Пуленка. Мы видим автора без прикрас, таким, как он есть. Пуленк не стремится показаться читателю умнее, ученее или значительнее, чем он был на самом деле. Более того, в оценках самого себя он проявляет удивительную суровость и беспристрастие.
Разносторонний облик самого Пуленка в последние годы его жизни представлен в статье Стефана Оделя; наверное, этот портрет понравился бы Пуленку, как нравились ему его портреты, написанные рукой Кокто или Пикассо, которые отнюдь не приукрашивали его, но зато даже в шарже воссоздавали те черты его внешности, в которых проступали его характера, нрав, привычки или слабости.