Начало пути — 1908-1945 годы

Биография Караяна начинается в чрезвычайно достойном месте - в городе Моцарта, там, где теперь наряду с Западным Берлином Караян выступает чаще всего. Герберт фон Караян родился в Зальцбурге 5 апреля 1908 года.

Хотя по рождению Караян - австриец, его родители были греками, и его фамилия в оригинале звучала Караянис, или «черный Янис». За четыре поколения до рождения Герберта семья эмигрировала из Греции сначала в Германию, в город Хемниц, а оттуда - в Австрию. Аристократическую приставку «фон» семья получила в результате двукратного произведения в дворяне: первый раз в Германии династией Гогенцоллернов за успехи в развитии текстильной промышленности, а второй раз в Австрии, когда Габсбурги отметили вклад семьи Караянов в здравоохранение.

В 1908 году Зальцбург никак нельзя было назвать крупнейшим музыкальным центром и туристской меккой, каковым он является сегодня. До 1920 года даже Зальцбургского фестиваля не было в помине. Во многих отношениях Зальцбург 1908 года оставался таким же, каким его покинул Моцарт,- тихим, уютным городком на берегах реки Зальцах, посреди которого на холме высился замок Гогенцоллернов. Однако его значение было обусловлено тем местом, которое он занимал в истории музыки. В Зальцбурге, как и во многих австрийских и немецких городах, был свой драматический театр и опера. Кроме того, в Зальцбурге родился Моцарт, и музыкальная школа города была названа его именем - Моцартеум.

И хотя Зальцбург 1908 года не был международным музыкальным центром, в нем наблюдалась некоторая культурная жизнь, и семья Караянов принимала в ней участие. Отец Караяна, служивший доктором в зальцбургской больнице, находил время и для музыки: он был вторым кларнетистом в оркестре Моцартеума. Караян и его старший брат Вольфганг с ранних лет оказались в мире музыки, оба выказывали редкие способности к ней. Сейчас Вольфганг фон Караян широко известен в Европе как мастер по изготовлению органов и руководитель ансамбля органистов.

Герберту еще не исполнилось и десяти лет, как он стал выступать в концертах с фортепианными произведениями Моцарта, и так часто, что все уверенно прочили ему карьеру пианиста. Все свои юные годы Караян учился игре на фортепиано в Моцартеуме. Покойный Бернгард Паумгартнер, директор Моцартеума, первым обнаружил необычайное дарование Караяна и проявил о мальчике отеческую заботу. Он давал ему свой старенький мотоцикл, на котором Герберт гонял по окрестностям Зальцбурга, он же познакомил ученика с живописью и скульптурой, представленной в крупнейших музеях Италии.

Окончив школу, Караян переехал из Зальцбурга в Вену, где поступил в университет и одновременно начал заниматься в Музыкальной Академии. Первые уроки дирижерского мастерства ему преподал Александр Вундерер, директор нескольких музыкальных организаций и очень популярная в Вене фигура, но, по словам Караяна, как педагог он оставлял желать лучшего.

Главное стремление молодого дирижера - конечно, управлять оркестром. К сожалению, в случае Караяна, как и во многих других, студентам оркестр не давали; им приходилось просто отбивать такт, когда кто-нибудь из коллег играл на фортепиано. Единственным ценным навыком, который давал этот класс, было подробное изучение партитур спектаклей, ставившихся в Венской государственной опере. Студенты штудировали клавиры, выпевая все партии, а затем шли в театр и там, с четвертого яруса, где им отводили места, смотрели и слушали изученную оперу «во плоти».

Караян считает, что в смысле дирижирования этот класс ему мало что дал - опыт пришел позже, из непосредственной практики. Зато он стал хорошо ориентироваться в оперном репертуаре. Да и какая среда может быть лучше для формирования молодого музыканта, чем Венская опера в свой «золотой период»? Помимо всех опер Рихарда Штрауса и Пуччини, Караян с 1924 по 1929 год мог услышать такие современные произведения, как «Кардильяк» Хиндемита, «Джонни наигрывает» Крженека и «Царь Эдип» Стравинского, а также слушать лучших дирижеров эпохи - Фуртвенглера, Клеменса Крауса, Рихарда Штрауса, позднее Тосканини и Бруно Вальтера.

В студенческие годы Караян серьезно изучал текущий репертуар и посещал все концерты и музыкальные спектакли. Впервые в роли дирижера он выступил, когда ему было двадцать лет. В декабре 1928 года на концерте, где ученики Вундерера выступали вместе с Академическим оркестром, Караян дирижировал увертюрой к опере Россини «Вильгельм Телль». Это короткое выступление, конечно же, не утолило его желания дирижировать. А так как после концерта в Вене приглашений на выступления не последовало, Караян решил сам пробивать себе дорогу.

В родном Зальцбурге Караяна хорошо знали как пианиста, и поэтому ему не составило труда пригласить оркестр и распродать билеты на свой концерт. 23 января 1929 года он впервые появился перед широкой публикой, дирижируя профессиональным оркестром. Программа, которая должна была максимально продемонстрировать его талант, включала в себя симфоническую поэму Штрауса «Дон Жуан» и Пятую симфонию Чайковского. Концерт прошел с большим успехом и принес желаемый результат: первое приглашение на должность дирижера.

На концерте среди слушателей находился администратор Государственного театра города Ульма. Когда он предложил Караяну место дирижера, причем дирижера главным образом оперного, Караян честно ответил, что ему не приходилось еще дирижировать оперой и что ему нужно будет поучиться. Администратор совершенно растерялся. «Ладно,- выдавил он,- приезжайте и учитесь». За королевскую сумму - двадцать долларов в месяц - Караян должен был обеспечить оперными спектаклями население маленького немецкого городка Ульм и, что очень важно, совершенствоваться в дирижерском искусстве. Не прошло и двух месяцев со времени зальцбургского концерта, как Караян уже дирижировал в Ульме оперой Моцарта «Свадьба Фигаро».

Ульм, конечно, не шел ни в какое сравнение ни с Веной, ни с Берлином, ни даже с Кельном или Дрезденом. В распоряжение Караяна был предоставлен оркестр, который при исполнении оперетт состоял из семнадцати человек, а на оперных спектаклях - из двадцати шести. Сцена своими размерами не превышала большую комнату, а скромные финансовые ресурсы театра требовали от дирижера выполнения самых различных обязанностей, иногда даже поднимать и опускать занавес. Свои репетиции оркестр проводил в местном ресторане, а инструменты доставляли в театр на тележке.

Несмотря на столь удручающие условия, в Ульме Караян получил возможность изучить все винтики оперной постановки, и впоследствии он неоднократно повторял, что подобный опыт необходим молодому дирижеру. Караян также благодарит судьбу за то, что она позволила ему набираться опыта вдали от сцен с мировой славой: последние слишком часто и жестоко обнаруживают незрелость молодых талантов и наносят непоправимый ущерб их дальнейшему творчеству.

Крошечные размеры ульмского театра не помешали, однако, Караяну осуществить такие замечательные постановки, как «Мейстерзингеры» Вагнера и «Саломея» Штрауса. Каждый год Караян дирижировал в Ульме шестью новыми операми, а шесть других он подготавливал к постановке в следующем сезоне. Он также дирижировал опереттой и симфоническими концертами.

Летом, когда театр закрывался, Караян ездил в Зальцбург и смотрел там все фестивальные представления; позднее он стал там репетитором. В Зальц бурге же Караян попал под влияние великого театраль ного режиссера Макса Рейнхардта. Когда позднее Караян сам начал ставить те оперы, которыми он дири жировал в начале пятидесятых годов, критика неизменно вспоминала имя Рейнхардта в связи с этими постановками.

В период работы в Ульме Караян встретился с человеком, оказавшим самое, может быть, сильное воздействие на его музыкальное творчество,- с Артуро Тосканини. Караян впервые познакомился с дирижерским искусством Тосканини на представлениях «Лючии де Ламмермур» и «Фальстафа», когда в Вене гастролировал театр Ла Скала. Это событие явилось поворотным пунктом его творческого пути.

Ни одна из этих опер не ставилась в Вене уже очень давно, а «Лючию» Караян знал только в переложении для фортепиано. Он считал эту музыку банальной, но гений Тосканини полностью ее преобразил. Она неожиданно оказалась полной прекраснейших мелодий. Этот опыт показал Караяну, как мелодия, которая кажется совсем заурядной на бумаге, вдруг приобретает божественное звучание благодаря незначительному изменению некоторых деталей. Теперь Караян сам научился удивительно тонко расставлять мелодические акценты, но в то время превращение, совершенное Тосканини, казалось чудом. После этого Караян старался попасть на каждое выступление итальянского дирижера, в том числе на его концерты с Нью-Йоркским филармоническим оркестром, прибывшим на свои первые европейские гастроли вместе с Тосканини в 1930 году, а также на его репетиции и концерты в Зальцбурге. В 1931 году он даже проехал на велосипеде 250 миль (!) от Зальцбурга до Байрейта, чтобы послушать, как Тосканини дирижирует «Тангейзером».

После Зальцбурга, где высокий профессионализм оркестра постоянно напоминал Караяну обо всех недостатках его театра в Ульме, Караян стал дирижировать, по его собственному признанию, двумя оркестрами: одним настоящим и другим воображаемым.

Но год проходил за годом, а он оставался в Ульме. В период, когда атмосфера в Германии становилась все более мрачной, когда стране угрожали невероятная безработица и гитлеровский третий рейх, Караяну выбирать не приходилось. Как бы ни тяготил его Ульм, устроиться в другом городе было практически невозможно.

Но в конце концов ему пришлось искать себе новое место. После пяти лет работы в Ульме его неожиданно уволили. Только позднее Караян узнал, что администратор сделал это ради его же добра: он боялся, что Караян застрянет в Ульме навсегда.

Сейчас ясно, что такой способ продвижения его карьеры, каким бы жестоким он ни казался, все-таки дал желаемые результаты. Но тогда это выглядело иначе. В 25 лет Караян вдруг оказался на улице, без видов на работу и провел не одну бессонную и голодную ночь, прежде чем смог устроиться.

Караян увез с собой из Ульма много нежных воспоминаний о своих концертах и спектаклях в число которых входили «Мейстерзингеры» и «Лоэнгрин» Вагнера, «Фиделио» и Третья симфония Бетховена, Концерт для фортепиано с оркестром ре-минор Моцарта, где он был не только дирижером, но и солистом, а также специальный вечер, посвященный Рихарду Штраусу, в котором оркестр в увеличенном составе из 90 музыкантов исполнил «Дон Жуана» и «Жизнь героя». Но тогда воспоминания не много могли дать ему в практическом смысле. Последний год своей жизни в Ульме он провел, разъезжая по Германии в поисках работы, но не добился ни одного прослушивания.

Он был уже на грани отчаяния, когда его пригласили на пробу в Ахенский театр. Эта затея чуть было не провалилась из-за того, что оркестрантам Караян показался слишком молодым.

Ахен, конечно, был шагом вперед по сравнению с Ульмом. В Ахенском театре оркестр состоял из 70 музыкантов, а хор - из 300 певцов. Караян не прослужил там и года, как его назначили капельмейстером, или музыкальным руководителем. В 27 лет Караян стал самым молодым капельмейстером Германии.

Это был его первый значительный пост. Теперь в распоряжении Караяна находился хороший оркестр, он мог приглашать самых лучших певцов и музыкантов. В Ахене Караян впервые дирижировал всем «Кольцом Нибелунга» Вагнера. Его репутация быстро крепла, и вскоре его начали приглашать в главные музыкальные центры Европы, включая Вену и Берлин.

Время, когда Караян вступил в свою новую должность - 1934 год,- протекало под знаком зловещих перемен. 1933 год ознаменовался пожаром рейхстага, который послужил поводом для прихода нацистов к власти. В этом же году нацистские чиновники помешали Бруно Вальтеру выступить в Лейпциге и Берлине и вынудили его покинуть Германию, как покинули ее раньше или позднее Клемперер, Клейбер, Фриц Буш и Томас Манн. В тот период, когда Караян искал работу, опера Хиндемита «Художник Матис» подверглась запрету нацистской цензуры, что побудило Фуртвенглера отказаться от всех своих постов и временно отойти от музыкальной деятельности.

Караян, конечно, не мог не видеть, что политика все сильнее вторгается в искусство. В 1935 году Караяну было поставлено условие: если он хочет остаться музыкальным руководителем Ахенского театра, он должен вступить в нацистскую партию. Караян согласился. Почему такой человек, как Караян, известный своей бескомпромиссностью почти во всем, здесь уступил? Почему он не сопротивлялся, как Фуртвенглер? Здесь нужно вспомнить, что Фуртвенглер занимал особое положение, служил чуть ли не символом культурной стабильности Германии, и нацисты терпели его оппозицию, тогда как Караяна за малейшее неповиновение выкинули бы на улицу. Кроме того, не нацистам, а немецкому народу в первую очередь нужны были и Караян, и Фуртвенглер. Как многие утверждали после войны, они просто жили от одного выступления до другого, и только в эти моменты их искалеченное существование наполнялось духовностью: музыка оставалась последним прибежищем гуманизма и достоинства.

В 1937 году Караян впервые появился перед оркестром Венской государственной оперы, дирижируя оперой Вагнера «Тристан и Изольда» по приглашению Бруно Вальтера. Это была большая победа Караяна: вернуться дирижером в любимый театр, где десять лет назад студентом он проводил столько времени.

Однако на Караяна произвели ужасающее впечатление те условия, в которых приходилось работать дирижеру в Вене, и он чуть было не отказался от выступлений. Обещанную ему генеральную репетицию отменили, а на общих репетициях ведущие певцы пропевали только несколько нот, занимаясь основное время своей корреспонденцией. Караяну пришлось дебютировать в Вене практически без репетиций. К сожалению, положение дел в театре не изменилось и к 1956 году, когда Караян принял на себя руководство Венской государственной оперой; все восемь лет, которые Караян провел в театре, он вел безуспешную войну с подобными традициями.

После первых успехов в Вене Караяну предложили там остаться, но он отказался. Условия работы в Ахене приходились ему больше по душе. Там ему не надо было вести битву за репетиции. Он считал, что лучше быть первым в Ахене, чем вторым или третьим в Вене.

В Ахене у Караяна, казалось, устроилась не только работа, но и личная жизнь. В лесистых окрестностях города он снимал небольшой дом, где жил со своей женой, ведущей солисткой оперетты Эльми Холгерлеф, с которой они поженились в 1938 году. Но к сожалению, семейная жизнь не выдержала всех трудностей и напряжения, сопутствовавших творческой деятельности Караяна, его бесконечных метаний между Ахеном и Берлином. Через три года семья распалась.

Уже в 1937 году Караяна пригласили дирижировать оркестром Берлинской филармонии. Тем не менее он отказался от выступления, поскольку ему не дали времени на репетиции. На следующий год филармония приняла его условия. Программу первого концерта составили Хаффнер-симфония Моцарта, Вторая сюита из «Дафниса и Хлои» Равеля и Четвертая симфония Брамса.

Караян немало удивил оркестрантов, попросив их репетировать по группам. Сначала он хотел репетировать со струнной группой, а потом ввести остальной оркестр. Музыканты прославленной Берлинской филармонии решили, что их разыгрывают. В конце концов, они играли эти произведения на протяжении многих лет и считали, что знают их лучше, чем 29-летний дирижер из Ахена. Но Караян настаивал, попросил скрипки сыграть отдельно самые сложные пассажи и, когда последние не справились, начал репетировать с ними в более медленном темпе. Как и следовало предположить, оркестранты недолюбливали Караяна, хотя не могли не уважать его. А Караян полюбил этот оркестр после первой же репетиции.

Однако при Фуртвенглере более тесные контакты между Караяном и Берлинской филармонией оказались невозможны. Нацистские чиновники, по-видимому, нарочно восстанавливали Караяна и Фуртвенглера друг против друга, чтобы подорвать положение главного дирижера. Таким образом, с того момента, когда Караян впервые появился в Берлинской государственной опере в 1938 году и когда появилась знаменитая рецензия «Волшебник Караян» (о ней речь ниже), Фуртвенглер не мог приглашать Караяна для выступлений с оркестром Берлинской филармонии, не подрывая свое и без того все более шаткое положение. Ситуация не изменилась даже после войны; пока Фуртвенглер возглавлял Венский и Западноберлинский оркестры, Караяну к ним доступа не было.

К 1938 году, когда Караяна пригласили дирижировать в Берлинской государственной опере, этот лучший в Германии театр потерял большинство своих основных дирижеров. После инцидента с «Художником Матисом» в 1934 году Фуртвенглер отказался здесь дирижировать, а его преемник Клеменс Краус перебрался в Мюнхен. Несмотря на то что директор театра Гейнц Титьен считал излишним церемониться с дирижерами, Караян упорно отстаивал свои права. Эрнст Хойзерман в своей книге «Биография Герберта фон Караяна» приводит следующий факт. Титьен через своего секретаря предложил Караяну оперу Вагнера-Регени «Граждане Кале» и передал партитуру. Караян ознакомился с ней и ответил, что будет счастлив дирижировать этой оперой, если вместе с ней ему предложат также «Фиделио», «Тристана» и «Мейстерзингеров» - при соответствующем количестве репетиций.

Секретарь Титьена счел такое требование абсолютно невыполнимым, но тем не менее предположил, что Караяну, вероятно, дадут «Кармен» с «лучшим составом». «Что вы называете лучшим составом?» - спросил Караян. Ему показали список. Прочитав его, Караян написал на обороте, что он не считает этот состав лучшим и что раз вопрос об операх Вагнера и Бетховена не подлежит обсуждению, то он вынужден отказаться от предложения дирижировать в Берлинской государственной опере.

Записка произвела эффект разорвавшейся бомбы: мало кто решался вести себя так с Титьеном. Вскоре последний сам написал Караяну послание, в котором предложил ему дирижировать «Тангейзером». Ответ Караяна был следующий: «Произошло какое-то недоразумение. Я просил не «Тангейзера», а «Фиделио», «Тристана» и «Мейстерзингеров».

В конце концов Титьен уступил, и 30 сентября 1938 года Караян дебютировал в Берлинской опере спектаклем «Фиделио». До рождества он успел выступить еще с «Тристаном» и «Волшебной флейтой», а в начале 1939 года он дирижировал также и «Гражданами Кале».

Только после первой репетиции в помещении театра Караян встретился с Титьеном лично. «Так это вы тот самый метеор»,- процедил Титьен. Караян хотел было что-то сказать, но Титьен его оборвал: «Не говорите ничего, продолжайте дирижировать. Я слушал вашу репетицию, и никакие объяснения мне не требуются».

Скоро Караян приобрел репутацию одного из самых интересных дирижеров, какие появлялись в Берлине за последние годы. После того как он дирижировал «Тристаном», критик ван дер Нюлль окрестил его «волшебником Караяном» и намекнул, что некоторым почтенным дирижерам неплохо бы у него поучиться. Фуртвенглер принял эти слова как личный выпад и обратился с протестом к властям. Позже, в период денацификации, выявились факты, позволяющие предположить, что статью ван дер Нюлля инспирировали враждебно настроенные к Фуртвенглеру нацистские чиновники. В любом случае все эти события бросают тень на знаменитую статью.

Как бы там ни было, благодаря стараниям ван дер Нюлля или независимо от них, но Караян стал очень популярен в Берлине. В ноябре 1939 года он принял пост музыкального руководителя Берлинской государственной оперы. Он возобновил концерты Государственной капеллы, которые давал оркестр оперы. И хотя Фуртвенглер не разрешил ему регулярно выступать в Берлинской филармонии, он тем не менее с большим успехом дал несколько концертов с этим оркестром и сделал с ним несколько записей на пластинки.

Вскоре Караян стал столько времени проводить в Берлине и других крупнейших музыкальных центрах Европы, что администрация Ахенского театра забеспокоилась. В 1941 году Караян отказался от своих полномочий в Ахене и перебрался в Берлин, где стал выступать с Государственной капеллой. После того как многие первоклассные дирижеры эмигрировали из Германии, молодому Караяну представилось широкое поле деятельности. Но в период после 1941 года он потерпел и ряд серьезных неудач.

В довоенном Берлине он приобрел славу многообещающего молодого дирижера. Его способность дирижировать произведениями по памяти, включая целые оперы, умение дирижировать произведениями эпохи барокко и одновременно исполнять партию клавесина, как это было принято в восемнадцатом веке, экстатичность поведения за дирижерским пультом - все это привлекало к нему внимание. Однако, если бы его музыкальная карьера закончилась на том этапе, в анналах истории музыки вряд ли удержалась бы его громкая слава. Некоторым его интерпретации казались грубоватыми, рассчитанными на невзыскательные вкусы или попросту незрелыми. В интервью, опубликованном 26 октября 1963 года в газете «Сатердэй ревью», сам Караян говорил следующее:

«Когда я был начинающим дирижером, я допускал много ошибок. В первую очередь я всегда убыстрял темп любого произведения, которое мы исполняли. Мне говорили об этом, но я не слушал. Но когда, наконец, я принялся внимательно изучать записанные мной пластинки, я понял, что они были правы. Когда сегодня я слушаю эти старые записи, мне кажется, что я дирижировал просто как пьяный».

Иные критики доходят и до утверждений, будто первые признаки нового, зрелого Караяна стали различимы после 1961 года, когда Венская опера показала исключительно одухотворенный, проникнутый человеческим теплом спектакль «Тристан и Изольда».

Справедливы такие суждения или нет, мы попытаемся определить позже. Но бесспорным остается тот факт, что после войны Караян завладел вниманием Европы и всего мира и занял позицию ведущего дирижера.

Реклама

• Belcanto.ru — классическая музыка, опера и балет