Глава VI

Глава №6 книги «Гаэтано Доницетти»

К предыдущей главе       К следующей главе       К содержанию

На 6 июля 1829 года в "Сан-Карло" объявлен торжественный вечер - премьера "Елизаветы в Замке Кеннильворт", новой оперы Доницетти, написанной на либретто Тоттолы пол роману Вальтера Скотта. Публика горячо принимает и маэстро, и блестящих исполнителей - певиц Този, Карраро, Боккабадати и певцов Давида, Винтера и Лаблаша. Но маэстро, поначалу в пылу вдохновения влюбившийся в собственную оперу, теперь недоволен ею. Он пал духом и очень устал. Надо переменить обстановку! Переменить обстановку! Вирджиния охотно вернулась бы в Рим. Она ждет ребенка, и ей хотелось бы повидать родных. Доницетти получает у импресарио Барбайи отпуск и отправляется в Рим.

Мысль о том, что он станет отцом, волнует Доницетти. 20 июля у Вирджинии рождается мальчик, которому дают имена Филиппо Франческо Акилле Кристино. Его окрестили в приходской церкви Санта-Мария ин Виа, где венчались родители. Но радость их длится недолго. За празднеством крещения очень скоро последует трагический эпилог похорон.

"Ваши поздравления, - пишет Доницетти отцу в Бергамо, - пришли поздно, говорю поздно, потому что ребенок через двенадцать дней вознесся на небо. Еще во время беременности Вирджиния испытывала некоторые сомнения в своем состоянии. Мы обратились к лучшим врачам, и эти скоты предписали ей разные лекарства. Тем не менее ребенок родился семимесячным. По голове у него шла от уха до уха толстая вена. Через неделю у него начались конвульсии, выпучивались глаза, он совершенно перестал есть, несколько дней он еще жил только потому, что ему насильно вливали в рот ложку молока, а потом два дня невозможно было открыть ему рот. Он затих и скончался. Это лучше, чем иметь искалеченного, больного ребенка. Говорят, если бы он даже выжил, все равно остался бы уродом..." Горе огромное, хотя маэстро и старается скрыть его, завершая смиренно: "Не будем больше говорить об этом".

И пытается обмануть самого себя, перейдя к музыкальным проблемам и к своим новым операм. К этому несчастью прибавилось еще и огорчение из-за плохого приема римской публикой "Королевы Голкондской" на сцене театра "Валле" и неприятные известия из Неаполя - Барбайя потребовал его немедленного возвращения, и Доницетти пишет ему: "Ты дал мне полтора месяца, прошло только две недели, как я приехал сюда. Жене нужно, ты же знаешь, отдохнуть по крайней мере дней сорок, а сейчас после смерти сына и еще больше, и теперь хочешь, чтобы я вернулся? Сжалься, дорогой Барбайя, сжалься!.."

Но нет конца огорчениям, разочарованиям, страданиям. Это верно, что оперы Доницетти, даже те, что меньше всего ему нравились, с успехом шли во многих театрах Италии и даже за границей, им аплодировали в Париже, Берлине, Вене. Особенно горячим приемом пользовался "Гувернер в затруднении". И вот наконец даже Бергамо пожелало познакомиться с этой столь удачливой оперой своего молодого земляка. Маэстро Майр счастлив помочь собственным ценным опытом в постановке оперы любимого ученика.

И опера любимого ученика, опера, которой горячо аплодировали всюду, в родном городе Доницетти проваливается, беспощадно освистывается земляками автора. Ах, эта братская любовь! Всегда найдется кто-нибудь с больной печенью, кто смертельно страдает из-за успехов своего соотечественника. И уязвленный собственным бессилием, не зная, как излить свою злобу, он принимается кричать на того, у кого есть талант и кто умеет работать. А если к тому же противник владеет газетой, то печатает оскорбительные и желчные статьи с явными глупостями, пытаясь перекрыть дорогу тому, кто стремится достичь цели, не жалея сил. А если это зритель, то он отводит душу, освистывая оперу, вопит так неистово, что вот-вот рухнут стены театра.

Ох, уж эти завистники, наслаждающиеся садистским опьянением, когда могут причинить боль талантливому человеку, создать трудности, стараясь погубить его. Ох, уж эти завистники, мстящие доступным им способом за свое спесивое ничтожество и бесплодную злобу. Именно в Бергамо они сделали все, на что были способны. И "Гувернер", которого всюду встречали овациями, на родине автора был освистан и похоронен.

Из Неаполя возмущенный Доницетти посылает нервное и ироничное письмо отцу, которому не хватило мужества самому сообщить сыну об ужасном провале Гувернера в Бергамо. Доницетти пишет: "Дорогой папа, браво! Браво! Я испытываю просто невероятное удовольствие от известия, что "Гувернер" провалился. Жаль только трудов доброго, великодушного Майра, а над всем остальным я смеюсь. Они там свистят, а я тут получаю аплодисменты. Правда, сейчас я бы предпочел поменьше оваций и побольше денег. Но из-за пышного бала, который был устроен в тот же вечер у русского министра именно тогда, когда в театре шла моя опера, зал был наполовину пуст. Я написал специально для своего бенефиса комедию - по существу, фарс - "Сумасшедшие по заказу" (опера, в которой нет партии тенора, поскольку она написана для пяти басов и двух женских голосов - театр "Дель Фондо", 7 февраля 1830 года), и прошла она блистательно. Наверное потому, что ко мне здесь очень благосклонны. Все, что ни поставлю тут, проходит с успехом, а у Вас, в Ломбардии, никогда не следует показывать оперы, никогда: газеты достаточно ругали меня, ну да Бог с ними. Я знаю, что Риччи, например, в Риме скандально провалился со своей "Сомнамбулой", а теперь и с "Фернандо Кортесом", это второе фиаско, и все же если бы Вы только почитали, что пишут газеты!.. Я дал "Королеву Голкондскую", все газеты кричали, что это провал. И если хоть одна напишет правду, все остальные выступают против! А между тем моя музыка звучит во всех гостиных, все певцы вставляют ее в другие оперы, даже сейчас - в Коррадино, и в тех же самых городах, в тех же самых театрах, и все же заявляют - провал... Ладно, я только смеюсь над этим. Пусть болтают! Лишь бы не мешали работать. Сегодня я начал репетиции оратории "Потоп" и надеюсь на Бога, что она пройдет хорошо, по крайней мере смогу прочитать в газетах еще об одном провале!..."

Письмо горькое и гневное. Доницетти надоело смотреть, как искажают, фальсифицируют успех его оперы самоуверенные газетчики и идиоты, считающие себя наделенными Бог знает какой тайной властью всего за полчаса судить об опере, которая стоила и труда, и сосредоточенности, и таланта - всего того, о чем они даже представления не имеют.

И все же они строят из себя учителей и выносят с уверенностью и высокомерием приговор, который со временем превращается в гротеск, потому что оперы, ими поспешно похороненные, остаются жить в веках, а они, эти самые знаменитые критики, действительно скончались и похоронены, и никто никогда не ведал бы об их существовании, если бы их имена не упоминались вскользь рядом с теми поэтами и композиторами, которых они старались отправить на кладбище, да и вспоминают лишь в качества примера самонадеянной глупости.

Но подобные примеры ничему не учат, и все эти жалкие критики - и прежние, и нынешние - продолжают изрекать сентенции, чаше всего невероятно нелепые, и когда их читаешь спустя много лет, они вызывают лишь улыбку сожаления. Но в момент появления злобных рецензий эти импотенты от искусства, зловонные бездари, пытаясь помешать чужим талантам, чужому гению, нередко доставляют немало страданий подлинным артистам, а порой даже замедляют их развитие. "Собачьи выродки, не способны даже быть преданными, как собаки!" - говорил о них Россини. Сам же Доницетти, у которого мало было доброжелательных рецензентов, относится к газетным писакам с презрением, какого они заслуживают - тем не менее, временами они ему ужасно досаждают.

В этом же письме к отцу Доницетти, отведя душу, продолжает рассказывать о своей жизни в Неаполе: "Здесь, как повсюду, очень плохая погода, однако, хоть и февраль на дворе, совсем не холодно, а больше докучает сырость, потому что с октября без конца идут дожди, и временами случаются грозы, как у нас, да такие, что всюду бьются стекла, ведь здешние дома не рассчитаны на такие радости... Все время пасмурно. И многие говорят мне, что с тех пор, как начал сочинять Потоп, я навлек на Неаполь настоящее природное бедствие. Ну, ничего, обо мне здесь заботятся, у меня есть плащ, шерстяные вещи... Так что и холод не страшен!"

"Потоп" - единственная его опера, написанная в форме оратории. Чтобы проникнуться внушительностью темы, столь отличающейся от всех остальных сюжетов, над которыми Доницетти работал до сих пор, он принялся внимательно изучать Библию и другие источники, которые помогли бы вдохновить его.

"Для "Потопа", - сообщает он Майру, - я придумал уже немало всего и теперь хочу попробовать себя в составлении плана сочинения и музыки. Я прочел труды Сосси, Кольме, "Любовь ангелов" Мура, "Потоп" - трагедию падре Ригини, и, если найду, прочитаю также поэму на этот же сюжет Бернардини Бальди. Из этих авторов и из кое-каких трагедий, заимствуя и перетасовывая, я и сделал план, который не вызывает возражений поэта. Я сочинил первый акт. Всего будет три".

Отцу он писал: "Над этой музыкой я потрудился весьма основательно и очень ею доволен. Если рассчитываете найти в оратории кабалетты, тогда лучше и не ходите слушать ее, а если хотите понять, в чем я вижу разницу между музыкой духовной и светской, тогда страдайте, слушайте и освистывайте, если не понравится". Премьера "Потопа" в "Сан-Карло" не имела такого успеха, на какой он надеялся. Холодному приему способствовали некоторые оказии во время исполнения. В стретте первого финала Боккабадати вступила на двадцать тактов раньше. И получилась ужасная сумятица.

Несмотря на все усилия дирижера Джузеппе Фесты и баса Лаблаша, выправить положение не удалось: оркестр и певцы сбились окончательно, и весь финал был заглушен свистом публики. Автор был до такой степени расстроен, что друзьям пришлось подхватить его под руки и доставить домой, где у него начались сильные конвульсии.

Что толку, что опера-оратория идет на сцене в течение всего поста, и публика на следующих представлениях принимает ее лучше? Для Доницетти, так надеявшегося на успех, провал этот кажется непоправимым. Не утешил его и благоприятный прием кантаты "Имельда деи Ламбертацци", написанной по случаю возвращения в Неаполь монархов и исполненной в их присутствии в "Сан-Карло". Облегчение пришло с письмом из Милана: "Не хотите ли написать оперу для постановки здесь в театре "Каркано", для исключительно важного сезона, который готовит Комитет миланских аристократов?"

Доницетти нужно было переменить обстановку и взять реванш у миланской публики: он сразу же согласился. - Я тоже поеду в Милан? - робко спросила Вирджиния. - Нет, любимая, у меня там будет полным-полно работы, и я не хочу доставлять тебе слишком много волнений. Чувствую, это будет трудная битва. Но я одержу победу, вот увидишь. Ты доедешь со мной до Рима и подождешь у своих родителей. Я вернусь с викторией. Я чувствую в себе великую силу и огромное желание покончить с этими крохотными успехами, ничего не дающими ни уму, ни сердцу.

Предложение написать новую оперу для Милана исходило от импресарио Кривелли и Ланари. Этой осенью 1830 года в столице Ломбардии был создан Комитет миланских аристократов, страстных любителей искусства и театра для подготовки большого оперного сезона, но не в "Ла Скала", где репертуар уже был определен, а в театре "Каркано".

Знатные синьоры не ставили своей целью что-либо заработать на этом предприятии, а напротив, готовы были щедро финансировать его, лишь бы это событие приобрело действительно огромное художественное значение. Сезон должен был открыться, как всегда, вечером в праздник Сан-Стефано 26 декабря 1830 года. Программа была смелая и многообещающая. Вместе с Доницетти приглашен написать новую оперу и Беллини - хотят заставить соревноваться двух молодых композиторов, самых знаменитых в Италии, звезд первой величины - после великой звезды Россини.

Немногим более года назад (3 августа 1829 года) Россини показал в парижской "Гранд-опера" своего "Вильгельма Телля", но после холодного приема на первых представлениях уехал, возмущенный, из Франции и поселился в Болонье, заявив, что не желает больше писать для театра, пусть сочиняют другие, пусть выходят на сцену молодые! Комитет миланских аристократов поймал маэстро на слове и пригласил писать оперы Доницетти и Беллини.

Вот уже в третий раз эти молодые композиторы (Доницетти - 33 года, Беллини - 29 лет) оказываются соперниками в одном театре. Впервые они встретились на одной сцене в "Сан-Карло" в мае 1826 года, когда Беллини ставил там свою первую настоящую оперу "Бьянка и Фернандо", а Доницетти - "Дзерлинду". Второй раз это произошло в Генуе на открытии театра "Карло Феличе" - Беллини показал там обновленную "Бьянку и Фернандо", а Доницетти - свою новую оперу "Королева Голкондская".

Доницетти давно уже многое слышал о внезапно появившемся сопернике после столь счастливого успеха в Неаполе, когда, как всегда великодушный и искренний, дружески напутствовал юного Беллини. До него доходили известия о большом успехе "Пирата" Беллини в "Ла Скала" в октябре 1827 года, о не меньшем успехе "Чужестранки" в феврале 1829 года и сам он был свидетелем горячего приема, который генуэзцы устроили "Бьянке и Фернандо". Этот сицилиец выпускает по опере каждый год, он куда более осмотрителен и нетороплив в сочинении музыки ("Мне приходится исходить кровавым потом, когда пишу", - признается Доницетти), но именно потому, что тот пишет меньше и осторожнее, ему и больше везет. Только год назад Беллини впервые испытал горечь поражения - в Парме с "Заирой".

Однако очень скоро взял реванш своей оперой "Капулетти и Монтекки" в театре "Ла Фениче" в Венеции, в марте того же 1830 года. Реванш, правда, не очень основательный, потому что, хоть опера "Капулетти и Монтекки" ("Какое неудачное название! Отчего же, Винченцо, ты не дал опере более подходящее для нее название "Джульетта и Ромео"?) уже поставлена в репертуар "Ла Скала", но те, кто слышал оперу в "Ла Фениче", поговаривают, что в Милане венецианский прием не повторится. Болтовня? Увидим.

А тем временем надо постараться написать что-то действительно красивое, так как Доницетти хочет затмить Беллини, а Беллини может затмить Доницетти. Оба с жаром принимаются за работу. Доницетти, бесповоротно решив обновить свой стиль, Беллини - решив окончательно утвердиться в том, что становится "его" стилем.

Оперная труппа, которую собрали в театре, превосходна - лучше и желать невозможно: Джудитта Паста, самая прославленная примадонна, великолепная Элиза Орланди, знаменитый тенор Джованни Рубини - кумир публики, Лучано Мариани, бас Филиппо Галли, который привел к триумфу многие оперы Россини. Так что смелее! Когда дело доходит до подписания контракта, Доницетти спрашивает импресарио Ланари: - Сколько же вы предлагаете за новую оперу? - Ваши условия? - Я не требователен. Я хотел бы получить столько же, сколько Беллини. Ланари не ожидал такого поворота, Беллини сумел договориться с ним о сумме, которая по тем временам была довольно высокой. Этот сентиментальный сицилийский белокурый юноша при всем своем ангельски невинном облике умеет вести дела. Импресарио отвечает Доницетти: - Беллини запросил слишком много. Вам не кажется, что чересчур много, маэстро? - Если вы согласились заплатить такую сумму Беллини, не понимаю, почему вы считаете ее слишком большой для меня? Ланари вынужден уступить. Две тысячи дукатов. Но Доницетти знает от своей подруги синьоры Паста, что Беллини добился также половины стоимости партитуры и будет получать известный процент с каждого последующего спектакля. Доницетти тоже настаивает на выполнении такого же условия. Импресарио ворчит, тяжело вздыхает, но - что поделаешь! - приходится и тут уступить. - Ах, Доницетти, Доницетти, вижу вы во всем хотите подражать Беллини! - Только в этом! Только в этом! - тотчас находится Доницетти. - В остальном, в искусстве, в музыке я никому не собираюсь подражать.

Доницетти знает, что шел по стопам Россини в некоторых своих операх, даже во многих операх. Его часто упрекали в этом, особенно, когда речь шла о "Гувернере" и "Королеве Голкондской". А он и в самом деле подражал великому маэстро? Россини заполонил своей музыкой все вокруг, пропитал своими соками весь итальянский музыкальный театр и прежде всего комическую оперу. Там все дышит Россини.

А Доницетти стремился создать что-то свое, постоянно хотел быть самостоятельным. И даже - чувствуя, что попадает под чары музыкального волшебника, он подхлестывал свою фантазию - стараясь придать иной характер кантилене, другой блеск каденциям, петь по-своему. Все это стоит немалых трудов, ничего не скажешь, но он хочет совершенно освободиться от влияния благозвучного чародея. Вначале Доницетти подражал Россини, потому что сознательно принял его стиль за образец: дорога была надежной. Но Доницетти был твердо убежден, что невозможно добиться славы, шествуя чужими путями.

Неоднократно (слишком, слишком часто, он признает это) необходимость работать быстро, легкость собственного вдохновения, желание творить и бедственное положение, заставляющее писать столько опер, приводили его к утере контроля, к притуплению критического чувства, способного удержать, приостановить столь бурный поток приятной, милой, свободно льющейся музыки, которая несомненно вызывала симпатию слушателей и говорила о живом таланте, о безотказной фантазии, но не носила своего личного отпечатка, не превосходила изящную элегантность хорошо освоенного ремесла, дабы обрести благородство искусства.

В его сочинениях неизменно вспыхивали там и тут искорки гениальности, служившие как бы предвестниками открытий, какие он сделает, когда действительно пожелает создать настоящее. Музыку неряшливую, вульгарную он не писал никогда, но понимал, что не следует довольствоваться просто приятными мелодиями, какие он рождал, - его музыка должна быть очень хорошей. И постоянно.

На одно свое свойство, в котором его часто упрекали бездари и глупцы, сам он не сетовал - на легкость, непосредственность вдохновения, умение быстро сочинять музыку. Благословенный дар, презирать который способны лишь музыкальные импотенты, потому что только невежды могут думать, будто непосредственность, легкость вдохновения, понимаемые как естественность и живость, и простота, воспринимаемая как ясность и прозрачность, - это изъяны.

Россини с улыбчивой отвагой совершил необыкновенный переворот в обширнейшей сфере театральной музыки. Маэстро вымел прочь старье, покрытое паутиной, опутанное условностями, отягощенное ленивыми привычками, он распахнул окна, чтобы изгнать запах плесени и впустить свежий чистый воздух. Но продолжая идти по следам еще молодого, но уже столь великого и невероятно прославленного Россини, разве не легко было впасть в другую опасную крайность - попасть в капкан условностей уже известного и не раз скопированного? Разве не подстерегала тут угроза превратить в нечто привычное и монотонное то, что когда-то было открытием, небывалым и оригинальным?

Не всегда нужно и не всегда возможно совершать революции в искусстве, да и в какой-нибудь другой сфере человеческой деятельности только из убеждения, что каждые двадцать лет человечество обязано вновь обретать молодость (как будто прежде никто никогда не был молодым). Молодежь обычно считает: надо разрушать все созданное прежде или хотя бы назвать все это пережитком и старьем только из желания сделать что-то другое, что может оказаться точно таким же, как прежде или еще хуже, либо из хотения сделать что-то новое, что будет бородатее старого, которое она собирается уничтожить.

А еще через двадцать лет придут другие новаторы и тоже абсолютно убежденные, что именно их поколению суждено переделать мир: вечная комедия смены поколений, вечно новая по декларациям, но почти одинаковая по сути с той все же пользой, что разжигает фантазию, подстрекает талант и при всех иллюзиях и разочарованиях все-таки приносит и кое-какие завоевания, не всегда, правда, достигнутые теми, кто провозглашает себя новаторами и творцами. А потом время, этот гордый, невозмутимый джентльмен, берет на себя труд оставить вечную жизнь лишь тому, что истинно прекрасно.

Доницетти, этот так называемый "халтурщик" (халтурщиком его обзывают прежде всего те, кому все дается с трудом, потому что они сами изначально ничего не умеют делать), хочет создать нечто такое, что способно выдержать испытание временем. Кое-кто считает его поверхностным. Он заглянет в свою душу, поищет в ней и обнаружит чувства, которые фантазия сумеет затем взволнованно выразить в мелодиях. Кое-кто утверждает, будто Доницетти сочиняет музыку на какие угодно сюжеты в любых жанрах, намекая на никудышные либретто, какие он нередко вынужден использовать, как и все композиторы того времени, включая Россини. И маэстро отвечал на эти намеки в одном из писем: "Хотите, чтобы я писал на более хорошие либретто? Дайте мне их. Ну, дайте же... И я готов предложить сто скудо тому, кто напишет мне отличное либретто!" Не стоит так уж осмеивать все старые оперные либретто, которые при всей своей слабости (и не всегда, кстати, они так уж слабы и несовершенны) все-таки дают возможность появиться на свет такому множеству прекрасной музыки и приносят миру радость.

Конечно, Доницетти со своим острым критическим пониманием и готовностью иронизировать видит всю карикатурность многих либретто и хотел бы вдохновляться настоящей поэзией, но желание не всегда находит помощь и возможности. Он прекрасно понимает, что музыка должна быть слита со словами, и пишет своему ученику Марчеллло Пепе: "Музыка - это ни что иное, как интонированная музыкальными звуками декламация, и потому каждый композитор должен уловить и извлечь пение из интонации речи. Тот, кому это не под силу, кто делает это неудачно, тот сумеет сочинять только музыку, лишенную чувства".

Итак, ему не нужны больше легковесные успехи его опер, пусть даже излучающие удивительный свет, хватит подражаний, пусть даже невольных, чужим стилям. Он хочет написать оперу (Две? Три? Десять? - Видно будет, пока же - одну), которая окончательно утвердила бы его имя в мировой опере. Посмотрим, какое либретто ему готовит поэт Феличе Романи?

Поэт Феличе Романи, элегантный, по внешности похожий на ученого, важный и властный, легко воспламеняющийся и сердечный, недоумевает: - Либретто? Ах, либретто! Ты уже имел честь положить на музыку два моих либретто - "Кьяра и Серафина" и "Королева Голкондская"... - Вся честь успеха принадлежит тебе! - возражает Доницетти подчеркнуто иронично, зная, как Романи любит поважничать. - Эту честь имели мы оба! - соглашается Романи, умеющий оценить шутку. - Я хочу сказать, мы с тобой хорошо знаем друг друга, и потому можешь положиться на меня. - Скажи хотя бы название. - "Анна Болейн". Устраивает? - Любые названия хороши, если за ними стоит хорошая музыка. - Но также и неплохие стихи! - Согласен. А не можешь ли ты еще что-нибудь рассказать про свое либретто? - Тебе известно, кто такая Анна Болейн? - Известно, дорогой. Я не был знаком с нею лично, потому что пребываю не в столь почтенном возрасте, как ты... - Ты это о чем? Я всего на десять лет старше тебя. - ... но мне ведомо, что она была одой из жен английского короля Генриха VIII. - Браво. В таком случае представляешь, какой это прекрасный сюжет для нас! Когда речь заходит об опере, многие безумцы пытаются опорочить ее, как будто итальянская опера не имеет своей славной истории и не может снова подняться до подлинной поэзии Они считают даже, что итальянская опера - современное изобретение. Заблуждение. Первые элементы оперы можно найти в греческих трагедиях и комедиях. Исполнение тогда строилось на размеренной декламации, называвшейся монодией, которая чередовалась с пением хора...

Доницетти с удивлением смотрит на поэта: - Но что это за историю ты мне рассказываешь? Романи увлеченно продолжает: - Действительно, античная трагедия или комедия в зависимости от жанра - это и есть итальянская опера - типичная поэма, созданная в тех же формах и подчиняющаяся тем же правилам развития действия и выбора финала, какие управляют трагедией или комедией. Диалог в них - главное, интерес - основа, поучение и удовольствие - цель... Доницетти пришлось остановить красноречие поэта, прикрыв ему рот рукой: - Ты что же, дружище, сошел с ума? За кого меня принимаешь? У меня такое ощущение, будто я слушаю какой-то печатный текст. Романи со смехом признается: - Ты не ошибся. Я и в самом деле сообщаю тебе мысли из статьи, которую хочу написать об итальянской опере. Ты, конечно, знаешь, что Метастазио... - Ох, берегись! Предупреждаю - я вооружен! Поэт уступает и рассказывает содержание Анны Болейн. Сообщает, что либретто состоит из двух актов и шести картин. - Оно уже готово? - Не совсем… - Ах, ты, конечно, великий поэт, но и феноменальный канительщик. - Уверяю тебя, получишь либретто буквально на днях… Драма настолько увлекает меня, что ни над чем другим работать не хочется. А пока могу рассказать в общих чертах. Начинается с хора. - Еще бы! Чтобы не сразу включать голоса основных солистов. Какая примадонна и какой тенор согласятся петь сразу при поднятии занавеса! - Послушай, дорогой, ты пришел сюда, чтобы изложить свои исключительные соображения о театральных условностях или же познакомиться с содержанием оперы? Так вот, она начинается с хора придворных, который сообщает, что король, которому надоела его вторая жена Анна Болейн, пылает любовью к другой женщине, увлекшись "более свежей красотой одной из фрейлин" - Джованны Сеймур. За хором следует сцена, где Джованна Сеймур рассказывает о своих горестных переживаниях - она полюбила короля, соблазнившего ее, и чувствует себя виноватой, потому что предает свою госпожу и подругу. Королева тут же появляется не сцене: мрачные предчувствия гнетут ее, и хотя ее сопровождает многочисленная свита, Анна чувствует себя одинокой и покинутой, так как догадывается, что король собирается отвергнуть ее, как поступил с первой женой Екатериной Арагонской. Ее пытается утешить придворный музыкант Сметон. Аккомпанируя на арфе, он поет королеве очень нежный романс... - Прости, поскольку писать его предстоит мне, я хотел бы понять, он действительно должен быть очень нежным? - Да, очень, потому что Сметон безнадежно влюблен в королеву, и зная, что его чувство никогда не найдет ответа, выражает в романсе свои страдания от безутешной любви. Входят брат королевы лорд Рошфор и лорд Перси, друг детства, от любви к которому Анна Болейн отказалась, чтобы занять трон. Перси догадывается о тайной страсти Сметона и под каким-то предлогом вызывает его на дуэль. Они дерутся на шпагах. В этот момент появляется король и, пользуясь случаем, обвиняет королеву в неверности - ведь эти мужчины сражаются, оспаривая ее любовь...

История не знает ответа на вопрос, была ли Анна действительно виновата, но я, стремясь к более сильному впечатлению, считаю, что она невиновна, как, возможно, и было на самом деле. Первое действие заканчивается сценой, где Анна изобличена королем в неверности, в желаемой ему неверности. Во втором акте, еще более драматичном, раскрывается неотвратимость рока, тяготеющего над персонажами и приводящего их к гибели. Оказавшись во власти подозрений, герои обречены испить ужасную чашу судьбы. Суд пэров признает королеву виновной, расторгает брак и осуждает ее на смерть вместе с двумя предполагаемыми сообщниками. Под тяжестью несправедливого приговора Анна Болейн сходит с ума и в последней картине, которая происходит в тюрьме, у нее начинается бред. Она вспоминает свое безмятежное детство, замок, где выросла и где юный Перси признался ей в любви, которую она отвергла, чтобы стать королевой... Что ждет ее теперь? Почему не приходит король и не подает ей руку, чтобы с триумфом отвести во дворец? Но вместо короля появляется палач, и действие заканчивается гибелью невиновной женщины. С площади доносятся приветственные крики народа, славящего новую королеву.

Маэстро слушал рассказ поэта с глубоким вниманием. Романи спрашивает: - Годится? - Если напишешь все с искренним чувством, думаю, на этот раз у меня будет либретто, какое я уже давно хотел получить. Что-нибудь уже готово? - Да, но прежде чем отдать тебе начальные стихи, я хотел бы закончить первые пять сцен. - Заканчивай поскорее, мне хочется работать, работать очень серьезно.

В это время и Беллини просит Романи написать ему либретто для новой оперы. Беллини, в согласии с поэтом Романи и особенно вдохновляемый своей любимой женщиной, решил положить на музыку драму Эрнани, которой совсем недавно, 25 февраля 1830 года, Виктор Гюго распахнул двери театра романтизму.

Новое литературное и художественное направление родилось в тот знаменитый, ставшим историческим вечер во французском театре, чтобы с шумной боевой отвагой расправиться с классицизмом и его позорнейшими приверженцами. По правде говоря, первыми провозвестниками нового направления, декларированного Виктором Гюго в пылком предисловии к его Кромвелю, была одна драма Александра Дюма и трагедия "Венецианский мавр" Альфреда Виньи, позаимствованная у Шекспира. Однако понадобилось генеральное сражение за Эрнани, чтобы окончательно утвердился романтизм.

Беллини был сражен громом новых идей, какие, как ему казалось, отвечают его темпераменту, и уже осенью принялся за работу. "Эрнани" будет оперой, которую он покажет в "Каркано" в карнавальный сезон, чтобы выдержать сравнение с "Анной Болейн" Доницетти. И Феличе Романи начал сотрудничать с обоими композиторами.

Беллини отправился отдыхать и работать на озеро Комо, в Мольтразио, где ему предложил гостеприимство на своей вилле граф Пассалаккуа. Это место было выбрано не только из-за восхитительных пейзажей и притягательности дивного озера, но прежде всего из-за очарования и привлекательности нежнейшей подруги сердца - синьоры Джудитты Канту Турина, с которой Беллини познакомился в Генуе, где ставилась его опера "Бьянка и Фернандо".

Тогда он сердился на Доницетти, ревнуя его, потому что тот, более предприимчивый, увел у него (или только воображал, будто увел) ту самую эффектную примадонну Този, что очаровала белокурого сицилийского маэстро, чье сердце по словам Флоримо "было мягким, словно сливочное масло". Потом Беллини быстро утешился синьорой Турина. Благодаря все тому же мягкому, словно сливочное масло, сердцу, которое так легко тает, их идиллия продолжалась более двух лет, причем о ней знали все, кроме, естественно, мужа синьоры Турина, упрямо не желавшего ничего замечать, хотя любовники открыто пользовались его добротой и вовсе не скрывали взаимного влечения.

В этот момент дорогая синьора Джудитта находилась на озере Комо, в гостях на соседней вилле Сальтерио, и Беллини мог продолжать с ней любовную связь, омрачаемую время от времени лишь ревностью синьоры Турина к другой Джудитте, которая тоже отдыхала на озере Комо на своей роскошной вилле Блевио, - к прославленной Джудитте Паста, великой певице и знатной синьоре. Опять же все из-за своего мягкого, словно сливочное масло, сердца Винченцо Беллини охотно поухаживал бы и за великой Джудиттой, как несколько месяцев назад в Венеции, где шла его опера "Капулетти и Монтекки", сплел "нежные любовные сети" (стиль эпохи) еще с одной Джудиттой, третьей - надо же, как судьба привязывает это имя к тонким душам и мягким, словно сливочное масло, сердцам - со знаменитейшей певицей Джудиттой Гризи.

Но с Гризи все конечно - недолгий театральный роман, и синьора Турина, желающая быть у своего Винченцо единственной Джудиттой, следит, чтобы не произошло чего-либо немузыкального с другой, великой Джудиттой - Паста. Впрочем, тут ревность и тревоги синьоры Турина помогает умерить присутствие мужа - адвоката Паста, а также пребывание в гостях у певицы маэстро Доницетти. Маэстро работает над первыми картинами "Анны Болейн" радуясь, что рядом находится превосходная исполнительница его музыки. Беллини трудится над "Эрнани".

На вилле у Паста собирается аристократическое общество, артисты, писатели: беседуют об искусстве, театре, иногда шепотом и с волнением говорят о родине и свободе. К Доницетти и Беллини они всегда относились прекрасно, особенно к Гаэтано из-за его веселого нрава, всегда готового на разные выдумки, из-за жизнерадостности, что впрочем, никак не отражалось на мрачной драматичности оперы, которую он писал. Винченцо любили за его сентиментальность и несколько ребячливые манеры. Однажды Беллини захотел показать Паста только что написанный дуэт Эрнани и Эльвиры. Певица послушала и сказала: - Красиво, очень красиво. И больше ничего. Красиво и больше ничего? Самолюбивому Винченцо, весьма чувствительному к похвалам и критике, этого одобрения показалось недостаточно, и он расстроился. Еще и потому, что тут же услышал, как великая певица рассказывает своим гостям: - Доницетти показал мне номер из своей "Анны Болейн". Это просто невероятно! Если он всю оперу напишет так, успех будет грандиозный!

Беллини был настолько поражен этими словами, что разочаровался в своем труде и на какое-то время вообще перестал работать.

О сайте. Ссылки. Belcanto.ru.
© 2004–2024 Проект Ивана Фёдорова