Глава V

Глава №5 книги «Гаэтано Доницетти»

К предыдущей главе       К следующей главе       К содержанию

Весь город живет в ожидании важного события: в Генуе в присутствии короля и королевы Сардинии будет открыт новый театр "Карло Феличе" и к столь тожественному случаю решено подготовить несколько превосходных спектаклей. Дирекция театра пригласила самых знаменитых молодых композиторов написать новые оперы: Доницетти, Беллини, Морлакки. Беллини заявил, что он не успеет подготовить новую оперу, а покажет переработанную "Бьянку и Фернандо". Доницетти, напротив, попросил поэта Феличе Романи сочинить новое либретто. Однако он вскоре пишет Майру, возмущаясь обычными проволочками поэта: "Этот Романи всегда только обещает, но никогда не держит свое слово. Я писал ему, он не отвечает. Сюжет, который он выбрал, не очень меня устраивает. Хватит, на днях еду в Геную и переверну небо, море и землю..."

И действительно, вначале апреля 1828 года Доницетти приезжает в Геную. Феличе Романи сообщает ему название оперы: "Алина, королева Голкондская". Сюжет взят из новеллы кавалера Де Буфлера, только добавлен эпизод Фьорины и Бельфьор, который придуман специально для яркого контраста характеров. Но как же скуп на стихи этот Романи! Слишком много он берет на себя обязательств, слишком со многими композиторами работает, к тому же ему надо еще переделывать и оперу Беллини, который тоже живет сейчас в Генуе и, как всегда, волнуется, опасаясь, что не одержит такой победы, какую хотелось бы, и завидует чужим успехам, даже к успехам у дам. А так как Доницетти всегда очень везет с женщинами, Беллини с подозрением относиться к дружбе Доницетти с примадонной Този...

Сезон открывается "Бьянкой и Фернандо" Беллини. Опера проходит великолепно. "Королева Голкондская" идет вечером 13 мая 1828 года с не меньшим успехом, хотя исполнительница главной партии синьора Комелли-Рубини проявляет себя отнюдь не как великая певица. "Гадзетта ди Дженова" пишет: "К августейшему одобрению Их Величеств присоединились рукоплескания публики... Все номера партитуры и особенно ансамбли с хором говорят о высшем мастерстве молодого ломбардского композитора. Опера сверкает веселой праздничностью мысли, которая волнует и приятно увлекает".

И все же исполнение было не совсем удачным. Доницетти сообщает Майру: "Я вынужден был подготовить этот спектакль всего за неделю, потому что господа из дирекции театра сказали Его Величеству, что опера пойдет в понедельник, и при этом я еще каждый вечер был занят в театре. Хватит. Если только небу угодно, можно выходить на публику вообще без всяких репетиций, и моя опера получила счастливейший прием. Король пожелал поаплодировать каватине Алины, арии тенора, дуэту баса и сопрано, финальным вариациям. Все остальное было уже не так удачно. Тенор был болен, примадонна была... Ладно, несмотря ни на что, в конце спектакля певцов дважды вызывали на сцену и два раза автора. Клянусь вам, от беспорядка, который творился на генеральной репетиции, проходившей утром того же дня и закончившейся в три часа, я думал, что просто умру".

Те же самые певцы спустя несколько вечеров едва не провалили "Севильского цирюльника". Россини в ответ на просьбу театра написать к торжественному открытию новую оперу ответил, что сделать это не может, и тогда театр в качестве великодушного наказания великому композитору подставил два его уже знаменитых шедевра. Во вторую из них - "Осада Коринфа" - Доницетти добавил, как было принято в те времена один свой номер, который имел огромный успех и который публика потребовала повторить несколько раз. Это была кабалетта "Pietosa all'amor mio", которую Доницетти написал, пока добирался морем из Неаполя в Геную, по просьбе Тамбурини и Този - им вместо дуэта Россини захотелось иметь арию, сочиненную специально для их голосов. - Одалживать свою музыку Россини! Вот уж чего я никак не ожидал!

Когда все обязательства перед генуэзским театром были выполнены, Доницетти 29 мая возвращается в Рим. Он торопится, потому что уже решен вопрос о венчании. Гаэтано так спешит, что даже просит не публиковать объявление о свадьбе. Он не хочет терять время. Церемония бракосочетания происходит 1 июня 1828 года в церкви Санта Мария ин Виа. Свидетели - шурин Антонио Васселли и Джованни Баттиста Дзампи, сын некоего Филиппо Дзампи, страстного театрала и поэта на досуге.

Поздравления, тосты, конфетти, пожелания, и сразу же Гаэтано Доницетти и его жена Анна Вирджиния Васселли (ему тридцать один год, ей нет еще двадцати) уезжают в Неаполь, где их ожидает уже приготовленная квартира в доме номер 14 на виа Нардонес.

Между тем отец невесты, известнейший адвокат Луиджи Васселли, сообщает отцу композитора в Бергамо: "Глубокоуважаемый синьор, столь прекрасны достоинства синьора Гаэтано, Вашего сына, что Вы даже представить себе не можете, с каким удовольствием я отдал ему в супруги свою дочь Вирджинию. Теперь мне остается только молить Бога, чтобы он дал им счастье сохранить взаимную любовь и смирение. Благодарю Вас горячо за прекрасную партию, которую Вы с Вашей любезнейшей супругой дали мне, и заверяю Вас, что отношусь к Вашему сыну, как к своему собственному".

Маэстро не пригласил на свадьбу своих родителей: слишком долгое надо было совершить путешествие и слишком велика была разница между сторожем бергамаского ломбарда и семьей его жены, а также римскими друзьями. Нет, маэстро не опасался за свой престиж, просто он не хотел ставить в неловкое положение родителей. И все же отец, синьор Андреа, остался недоволен, что его не пригласили на свадьбу, и жаловался на это. И тогда вскоре после приезда в Неаполь маэстро написал ему: "Понимаю, что Вы могли обидеться, не получив приглашение на свадьбу, но я думал, что тем самым избавлю Вас от лишних расходов и одним письмом извещу сразу и о себе и о жене. Но моя деликатность не была оценена. Вы говорите также, что в вежливости разбираетесь получше меня (пусть будет так), но об этом несчастном браке я говорил Вам уже давно, поэтому мне кажется, я не настолько уж виноват. А если сейчас не могу послать Вам портрет жены, то могу прислать ее характер. Словом, она хочет написать Вам, так что подождите немного, если все же Вы хотите повидать ее, то решайте сами, потому что здесь Вам будут рады, а дорогу я оплатить в состоянии. Более того, сделайте вот что. 1 октября приедут в Неаполь ее отец и брат. Поезжайте до их приезда в Рим, посмотрите город, а затем вместе с ними приедете сюда. В конце концов, мы же не un finibus terrae. Не бойтесь. Чтобы добраться до Рима, денег надо немного. А там, уверяю Вас, вам не понадобится ни гроша. Возьмите отпуск на три месяца, и все будет в порядке. А теперь посмотрим, как Вы держите слово".

Письмо, которое молодая супруга прислала, чтобы познакомились с ее "характером", было простое и вежливое: "Синьор Андреа, осмеливаюсь написать Вам эти несколько строк, чтобы присоединить свою просьбу к приглашению доброго Гаэтано погостить у нас. Льщу себя надеждой, что Вы не захотите отказать мне в такой любезности, иначе это будет очень огорчительно для нас. Прошу Вас передать мое почтение вашей глубокоуважаемой супруге. Уповая на Вашу доброту, как и на доброту Вашей супруги, прошу Вас принять меня в число Ваших детей. Не сомневаясь, что получу столь прекрасную милость, свидетельствую свое глубочайшее уважение, Ваша горячо любящая дочь и покорная слуга Вирджиния Весселли-Доницетти".

Итак, вот он и женат. Какое удовольствие для человека, привыкшего к бродячей жизни, иметь наконец свой дом, свою семью! Как приятно, когда рядом с тобой славная женщина, такая воспитанная и такая милая! "Не скажу о красоте, ибо она быстротечна!" Но теперь, вблизи, он обнаруживает, что его Вирджиния, столь юная, что кажется девочкой, еще и красавица - чистой, улыбающейся красотой светится ее лицо. У нее стройная фигура, прелестные, мягкие глаза, она грациозна, умна, ("Не гений, слава Богу!" - замечает он), очень образованна, тонко чувствует музыку. Ему приятно сознавать, что его так нежно любят, и ему больше не вспоминаются голубые глаза, оставленные в Бергамо, которые когда-то в молодости заставляли его столько страдать.

Вот она - его любимая и любящая жена, и он обещает себе всегда обожать ее и никогда не доставлять страданий. Она станет для него скромным, гармоничным источником его душевной жизни, светлой вдохновительницей его творчества. Доницетти женат всего два месяца и уже закончил оперу-полусериа "Джанни из Кале", премьера которой состоится 2 августа в театре "Дель Фондо". Волнуясь и очень тревожась, Вирджиния присутствует на первом представлении, укрывшись в полумраке ложи у просцениума.

К счастью, спектакль проходит удачно: аплодисменты, вызовы автора и исполнителей. "Гадзетта ди Милано" пишет: "Ситуации, которые предлагает либретто, придуманы действительно талантливо и делают честь поэту Джилардони. Маэстро Доницетти сумел воспользоваться этим и облек все, что имеется в опере комичного, в характерную изящную форму, особенно выделяется одна "матросская" ария, мастерски исполненная Тамбурини, который, как и супруги Рубини, весьма содействовал успеху спектакля. Некоторым другим номерам была оказана честь быть награжденными аплодисментами Их Королевских Величеств, а также князя и княгини Салернских, публика вторила им, вызывая на сцену исполнителей и автора".

Аплодирует неаполитанская публика и фарсу Доницетти "Четверг на маслeницу", поставленному спустя несколько месяцев в том же театре, а также Песне об Уголино на стихи Данте и молитве Аве Мария в исполнении великого баса Лаблаша. По поводу этих сочинений Доницетти критика отмечает, что "они сочинены с редким талантом и отличаются совершенно новым музыкальным языком".

В январе 1829 года в театре "Сан-Карло" с обычным успехом идет его новая опера "Пария". Успех, аплодисменты, но маэстро недоволен, он понимает - эти без труда написанные оперы не помогут ему занять положение, о котором он мечтает, - положение первого после Россини композитора. Он пишет отцу: "Показал свою новую оперу, и публика вызывала меня, но считаю, что кое в чем я ошибся, и попробую исправить неудачное. Я себя знаю!"

Тем временем возникает слух, будто Доницетти пригласили возглавить Королевскую капеллу в Неаполе, и отец интересуется, верно ли это. Маэстро тотчас отвечает: "Что за вопрос? Неужели Вы думаете, если бы на меня свалилась такая благодать, я не сообщил бы Вам об этом? Считаете меня таким глупцом? Капелла очень основательно занята, и я никогда даже не помышлял о ней. Барбайя хочет в будущем году назначить меня музыкальным руководителем королевских театров, но после Россини на этой должности никому больше не удается справиться с делами. Он расшвыривал врагов своими операми, а Меркаданте и Пачини, наоборот, только еще больше приобретали их, потому что публика считает, что руководители отклоняют оперы других композиторов, чтобы ставить только свои, так что не знаю, соглашусь ли..." И далее в том же письме: "Пусть мне платят два пиастра в день (за место капельмейстера в музыкальном музее в Бергамо, которое, как мне сообщили, свободно) и пообещают капеллу после Майра (которому желаю прожить еще тысячу лет после меня) и тогда я приеду".

Ему хочется иметь занятие, которое давало бы больше уверенности и покоя, хочется обрести наконец ту уравновешенность, какая необходима, чтобы писать свои оперы без постоянной спешки, без нетерпеливых понуканий импресарио, которые без конца торопят его. Барбайя сам, без его просьбы, повысил на двести дукатов годовой оклад, но у импресарио масса претензий: пиши то, пиши это, сочини мне вот такую оперу и вот такую... Ах, хватит! Он хочет, наконец, писать только такие оперы, какие ему диктует его собственное вдохновение!

Несмотря на успехи, с которыми шли до сих пор его сочинения, он понимает, что его музыка не поднимается до высот, о каких он мечтает, до тех высот, какие только и могут оставить на произведении печать настоящего большого искусства. Он боится утонуть в посредственности, как многие другие композиторы. Он пишет отцу, имея в виду племянника, который в Константинополе начал заниматься музыкой: "Мне жаль, что маленький Андреа, сын моего брата Джузеппе, не делает успехов в музыке, а ведь отец так хвалил его. Вы же велите ему, не раздумывая, сменить занятие, чтобы он не оказался посредственностью, как я; однако так нельзя рассчитывать на удачу..."

Разочарования, огорчения... Но жизнь продолжается, и с каждым новым либретто, какое ему приносят, Доницетти все надеется написать ту самую оперу, о какой мечтает. Иллюзии, разочарования... К счастью, у Гаэтано есть его добрая, славная жена, которая дарит ему спокойствие своей улыбкой, утешает его, одобряет.

Ему хорошо живется в этом доме на виа Нардонес, и он был бы по-настоящему счастлив тут, если бы смог наконец создать оперу, какую, он это чувствует, может создать. Но еще придет его час! Вера рушится каждый день, но каждый день она и заново воскресает.

А Доницетти продолжает упорно работать, пишет оперы, дает уроки. Он принимает друзей, развлекается, вовсю наслаждаясь кипучей молодостью, которая, однако, временами разумно усмиряется сдержанностью и рассудительностью, пришедшими со зрелым возрастом. У маэстро нет строго расписанных часов ни для работы, ни для отдыха.

Он садится за нотный лист, когда чувствует, что пришло вдохновение (а ему кажется, будто оно никогда и не покидает его). Отдыхает и спит он, когда захочется - и днем, и ночью. Утром встает спозаранку. Нередко принимается за работу еще до зари. Уроки назначает тоже утром. Какое мучение для несчастных детей, которые приходят на виа Нардонес полусонные, с красными глазами.

Вслед за ними появляются оркестранты, среди них некто Себастиани, который постоянно приводит несколько собачек. Затем его навещают друзья, которые заходят пожелать доброго здоровья, поболтать о том, о сем, выпить чашечку кофе, а поэт Бидера еще и рассказывает смешные анекдоты. Приходят друзья и все, кому не лень: певцы и уличные музыканты, аристократы и нищие, поэты и музыканты. Маэстро принимает любого, он приветлив со всеми, оживлен и остроумен. - Вирджиния, скажи, чтобы всем принесли кофе... Что? Вам с печеньем? Хорошо. Вирджиния, вели принести и печенье. И пожалуй, еще немного хлеба и колбасы... Ну, тогда и белое вино. И фруктов. Нередко в полдень он еще одет так, будто только что встал с постели ("Раздет" - говорит синьора Вирджиния обиженно, но снисходительно): в длинной рубашке, из-под которой видны голые ноги и наряднейшие домашние туфли, вышитые княгиней Салерно, его ученицей и покровительницей. Вокруг резвятся собачки, которые с веселым лаем прыгают на него и рычат на плохо одетых посетителей.

Среди шумных разговоров многочисленных гостей Доницетти искрится радостью, он целует руку примадонне, импровизирует на пианино новую кабалетту на стихи, только что принесенные поэтом Тоттолой, спорит с Барбайей, и оба они так распаляются, что кажется, вот-вот схватятся врукопашную, а кончают дружескими объятиями.

Тем временем синьора Вирджиния заботится об угощении, улыбается в ответ на комплименты гостей, одаряет улыбкой мужа, а в доме появляются все новые и новые люди, собаки продолжают лаять, и маэстро что-то говорит, смеется, спорит, кого-то обнимает, что-то наигрывает на пианино, заставляет какую-то певицу выводить рулады...

Весной 1829 года его поражает тяжелый недуг - нервное истощение. Чрезмерная работа надорвала маэстро, головная боль, которая преследовала его с некоторого времени, стала сильнее. Сообщая о болезни отцу, Доницетти пишет, что у него были конвульсии и желчь. Он должен был выпустить новую оперу в театре "Сан-Карло" 30 мая, но пришлось отодвинуть премьеру на 6 июля. Кипучая жизнь и чрезмерные труды надломили его.

Болезнь маэстро весьма тревожна, но крепкий организм справился с ней. Синьора Вирджиния сообщает своим родственникам в Бергамо: "Я уже писала вам о причинах, почему мы молчали до сих пор. Уверяю вас, хоть болезнь бедного Гаэтано доставила мне много страданий, очень много, теперь, однако, я благодарю Бога, смилостивившегося над нами, и надеюсь, вскоре он окончательно поправится".

В конце мая Доницетти почувствовал себя хорошо и пишет отцу: "Синьор Андреа, дорогой мой, мы готовили Вам посылку: моя половина шлет синьоре Доменике прядь своих волос и кольцо с двумя камнями и выгравированными нашими именами... то, что я носил до женитьбы, а я посылаю Вам старинную булавку с застежкой. Мы оба также дарим Вам портрет моей жены, исполненный одним нашим другом, поскольку мы все никак не можем свидеться, пусть у Вас будет хотя бы представление о моем вкусе в отношении женщин!" И далее: "Вчера прочитал в газетах, что Его превосходительство Джузеппе Доницетти в Константинополе собирает военные оркестры и так далее... Даже сюда доходят новости!"

Его брат Джузеппе Доницетти делал удачную карьеру в Турции. По прибытии в Константинополь в 1828 году он был принят султаном и назначен "генеральным инструктором оттоманской императорской музыки". В Турции в те времена не знали ни полифонической музыки, ни концертного исполнения.

Джузеппе Доницетти получил возможность открыть в этой стране новые музыкальные горизонты. Он составил таблицу перевода соответствующих турецких музыкальных обозначений на европейские, и уже через четыре месяца оркестр сыграл перед султаном первый "Махмудовский марш". Исполнение имело огромный, неожиданный успех.

Джузеппе расширил свою школу и благодаря его стараниям, европейские композиторы стали известны в Турции. Султан щедро награждал Джузеппе Доницетти, назначил его пашой, почетным полковником оттоманской императорской гвардии, бригадным генералом...

Своим братом-пашой Гаэтано Доницетти очень гордился. Вот это карьера! А что делал тем временем он, Гаэтано? Продолжал писать оперы, которые сначала радовали его и доставляли удовольствие публике, а потом совсем переставали ему нравиться. Нужно было делать нечто другое, писать иные оперы, более глубокие, более благородные.

О сайте. Ссылки. Belcanto.ru.
© 2004–2024 Проект Ивана Фёдорова